Сладких снов

Что с этими снимками – худо-бедно – можно, пожалуй, довести дело до суда. Но не факт, что их будет достаточно для обвинительного приговора с длительным тюремным сроком. И даже логотип на рубашке сам по себе ничего не доказывает, если только человек по другую сторону камеры не подтвердит, что это он.

То есть если Дорте не станет свидетельствовать против мужа, злоумышленник вскоре выйдет на свободу, равно как и его калифорнийские приятели. И тогда ее дочь снова окажется в опасности.

Они долго смотрели друг на друга.

Мама Катрине плакала, когда принимала решение. Тихие, сдержанные слезы – признак облегчения.

– Да, – наконец ответила она.

– Да?

– Да.

А потом подбежала к металлической двери, забарабанила в нее и объявила, что они закончили. Как будто боялась передумать.

Охранники загремели ключами, и Дорте обернулась:

– Я готова свидетельствовать. Расскажу все. Даже если после этого никогда больше не увижу Катрине. По крайней мере буду знать, что теперь у нее другая жизнь.

Семь часов спустя

Счет шел на секунды. Пока время вообще имело значение.

Пит Хоффман сдал ключ от номера в маленьком отеле в городе под названием Санта-Мария, где было так много красивых церквей. Он остановил машину возле одной из них и тут же захотел подняться на самую высокую в городе крышу, откуда открывался великолепный вид на Тихий океан и оставшуюся часть мира.

Стоило только дать волю воображению, как сразу расхотелось уезжать. Опустошен – как и всегда по завершении миссии, когда дело шло к развязке. Но на этот раз было еще кое-что. Пит просто не находил в себе силы расстаться со всем этим. Он тосковал по Зофии и детям с не меньшей, чем обычно, огненно-пульсирующей силой, тем не менее…

Дело осталось незавершенным. Именно так это ощущалось.

Пит вышел из машины и побрел по улицам, которые так и не успел как следует изучить, заглядывая в окна спящих домов. Жизнь других. Сколько еще «ониксов» и их малолетних жертв скрывается за этими на первый взгляд безмятежными фасадами? Сколько роликов с голыми детьми передается по воздуху, заполняющему пространство между анонимными интернет-адресами?

Непрекращающееся насилие. Им удалось лишь немного снизить планку. Надолго ли? На те несколько месяцев, которые лидер проведет за решеткой, прежде чем будет освобожден за недостатком улик и начнет заново.

Эти рассветные часы и в самом деле лучшее время для знакомства с городом. Как и совсем недавно на скалах, обрывающихся в черную бездну моря, занимающееся над городом утро дышало покоем, какого и в помине не было на душе у Хоффмана.

Он шел медленно, разведя по сторонам руки, словно пытался поймать в воздухе ответы, которых у него не было. То вдруг мчался на полной скорости мимо витрин и закрытых ресторанов. Даже лег посреди улицы, устремив взгляд в безоблачное небо, силясь почувствовать хоть что-то за непроницаемой стеной отчаяния и злобы.

Он не видел лазурного неба, не слышал птичьего щебета. Все это заслоняло окровавленное ухмыляющееся лицо да жесткие диски по ту стороны запертой стальной двери, давно уничтоженные.

Именно в таком лежачем положении и застал Хоффмана очередной звонок телефона.

– Хмм… Алло?

– Чем занимаешься?

– Лежу вот.

– У вас ведь уже утро или как?

– Почти.

– И где ты разлегся? В отеле, в аэропорту?

– Что тебе нужно, Гренс?

– Чтобы ты немедленно вернулся туда, где был вчера. Немедленно!

Пит Хоффман сел. Все еще посреди безлюдной улицы.

– Я еще не добрался до аэропорта. Все еще в Санта-Марии, в паре миль от чертовой виллы.

– Отлично! Поезжай туда.

– Поезжай куда? – не понял Пит.

– На виллу Оникса.

– Гренс, криминалисты обязательно туда вернутся, и совсем скоро.

– Ты должен проникнуть в комнату с компьютером. Остальное, когда будешь на месте. Поторопись.

– Сейчас этот компьютер в полицейском участке. Хорошо охраняемом, как ты догадываешься.

В трубке раздался треск, и Хоффман собрался было дать отбой, с тем чтобы перезвонить, когда сквозь шумы снова пробился голос комиссара:

– Компьютер меня не интересует.

– Что тогда?

– Копии, если они есть. Он не мог уничтожить их таким способом.

Желтая оградительная лента дрожала под утренним ветерком. Ухоженный газон пересекала глубокая автомобильная колея. И ни дежурного полицейского, ни владельца дома, никого. Пит Хоффман приблизился к воротам. Возможно, было бы разумнее оставаться в машине. Убедиться окончательно, что в доме никого нет. Но Пит торопился успеть, пока не проснутся соседи.

Он повторил вчерашний сценарий. Открыл калитку в белом штакетнике. Подбежал к кирпичной стене и спрятался за мусорным баком. Подвальное окно, через которое Пит проник в прошлый раз, снова застеклили полицейские, и он проскользнул к следующему. Достал из рюкзака лезвие, плоскогубцы и всасывающую пробку, выставил стекло своим обычным способом и, лежа плашмя на цветочной клумбе, нырнул в отдающий плесенью подвальный воздух. Опустился на пол, в темноту, из которой на этот раз никто на него не смотрел.