Сладких снов

Электрический шкаф. Тот, где Хоффман искал рубильник, чтобы прервать запущенный Ониксом процесс самоуничтожения компьютера. Там было что-то еще, с мигающими зелеными лампочками. Хоффман опрометью бросился в коридор.

Так… вот он.

Роутер стоял там. Пит собрал кабели и обхватил рукой ничего не весящую пластмассовую коробочку, но поднять не смог. Оникс привинтил роутер к полке двумя гайками.

Там может быть копия. Доказательства, Пит. У нас все еще есть шанс.

Хоффман рванул, потом еще и еще раз. И принялся расшатывать роутер из стороны в сторону, но тот сидел крепко. Требовался инструмент, чтобы открутить гайки. Либо такая ярость, какую Пит просто боялся выпустить наружу.

Между тем звуки приближались. Следователи и криминалисты вовсю гремели ключами. Защелкали замки, захлопали двери. Пит Хоффман бросил роутер и побежал к подвальной лестнице.

Луч света скользнул по коридорной стене. Пит успел увидеть тень собственной руки, прежде чем подвальная дверь захлопнулась за его спиной и он начал осторожный спуск по скрипучим ступенькам в направлении окна с выставленным стеклом. Над головой тяжело застучали шаги. Они были в доме. Пит ухватился за оконную раму, потянулся к окну без стекла. И успел по грудь высунуться наружу, прежде чем замер на полудвижении.

Возле забора стоял полицейский в форме. Чуть дальше еще один. Они искали следы, не только в доме. Пути к отступлению были отрезаны.

Он прижат к стене, как загнанная крыса.

Некуда – совсем как когда-то в другом подвале, его собственном. Тогда он ударил, и Гренс повалился навзничь. Но теперь их было слишком много. В доме, куда он вломился и так отделал хозяина. В стране, где работал под чужим именем на полицию другой страны, которая знать его не знает в случае провала.

Пит Хоффман, как смог, вставил стекло на место. Во всяком случае, издали не было заметно, что кое-где не хватает замазки и отсутствует часть штифтов, удерживающих стекло в раме.

Пробивавшийся в подвал дневной свет был ему в помощь. Детские матрасы и подушки все так же лежали у стены. Оставшуюся часть помещения загромождала разная рухлядь – сломанная мебель, коробки, старая одежда, грудами наваленная вдоль стен.

Шаги сверху не смолкали. Следователи бродили по комнатам. А потом открылась подвальная дверь, и лестница снова закряхтела под чьими-то шагами.

– Повтори!

Английский с легким испанским акцентом.

– Повтори, я плохо тебя слышу.

Полицейский остановился на лестнице в ожидании ответа человека, который стоял на первом этаже. Пит воспользовался минуткой, чтобы зарыться в груду мебели, и в конце концов оказался на полу, под антикварным деревянным шкафом.

– Десять минут. Последняя проверка, окей?

«Окей!» – крикнули сверху, и тяжелые шаги продолжили спуск. Хоффман лежал на спине, при каждом выдохе грудью упираясь в дно шкафа. Вошедший в подвал не только тяжело шагал. Он был тяжелым сам по себе, и это становилось все более очевидным по мере его приближения.

Нейтрализовать, обезвредить, в худшем случае ранить смельчака-одиночку – решение настолько очевидное, насколько и невозможное. Потому что за одним придут и остальные. И это их город, между тем как Пит ни разу не бывал в окрестностях виллы, где ему предстоит скрываться.

Хоффман осторожно повернул голову, прижался щекой к холодной древесине. Металлическая кошачья миска слабо мерцала в проникающем в подвал дневном свете. Перед ней топтались черные ботинки, всего в каком-нибудь шаге от его лица.

Пит считал секунды, готовясь к нападению. Он вспомнил Зофию и их семейную жизнь, в которой всегда так много зависело от его выбора. Но в данном случае решение приняла сама Зофия. Пит видел ботинки и слышал, как кто-то роется в ящиках, переворачивает коробки и открывает сейфы. Он еще сильнее вжался в пол и затаил дыхание, когда полицейский сделал последний шаг и оказался рядом с ним.

Одиннадцать минут и двадцать восемь секунд – ровно столько американский полицейский бродил по темному подвалу. А потом еще восемьдесят четыре минуты и восемнадцать секунд над подвалом, по комнатам первого этажа. И уже не один, а с коллегами. Пока хлопали автомобильные дверцы и полицейские фургоны один за другим покидали тихий жилой квартал, Хоффман успел отсчитать еще четырнадцать минут и тридцать семь секунд.