Сладкое желание

А может, она и в самом деле не хотела выходить за него замуж и согласилась сделать это только из-за ребенка?

Когда он, терзаясь этим своим предположением, дошел до конца лестницы, входная дверь вдруг открылась.

Через нее в вестибюль зашла с чемоданом в руке Энид.

Они оба остановились и несколько секунд таращились друг на друга, пока подоспевший слуга не подошел к Энид, чтобы взять у нее ее плащ, перчатки и чемодан.

— Вы вернулись, — сказал Колин, хотя это и так было очевидно.

Она кивнула:

— Да. Я, пожалуй, погорячилась и поступила опрометчиво. И необоснованно. Я просто пребывала в состоянии шока. — Она на миг замолчала, и к ее лицу прилила кровь. — Понимаете, у меня, возможно, имелись кое-какие чувства…

— Этот шок вполне объясним и понятен, — перебил он Энид, тем самым избавляя ее от необходимости что-либо говорить по этому поводу, а себя — от необходимости это слушать. У него сейчас не было никакого желания выслушивать ее неуместные признания. — И не нужно ничего объяснять. Совсем не нужно.

«Пожалуйста», — мысленно добавил он.

Она, благодарно посмотрев на него, вздохнула.

— Ваша мачеха по вас скучала. И очень за вас волновалась, — сказал он.

Энид кивнула, и ее лицо приобрело виноватое выражение.

— Мне не следовало уезжать так, как я уехала, — призналась она. — Мне теперь стыдно за свой поступок.

Колин жестом указал на ступеньки:

— Пустяки. Я уверен, что она приободрится, когда увидит вас. — Он сделал небольшую паузу и добавил: — С ней сегодня произошел несчастный случай.

Его лицо скривилось от горечи, когда он произнес слова, напомнившие ему о том, что случилось с любимой женщиной. Тем не менее ему отнюдь не хотелось вызывать у Энид сильную тревогу.

— Несчастный случай? Что произошло?

— Энид! — крикнула, появившись в верхней части лестницы, леди Толбот. — Ты дома! — Мэри-Ребекка быстро спустилась по лестнице. — Эла будет очень рада тому, что ты вернулась.

Колин взял у слуги свой плащ. В его ушах все еще звучали слова Элы: «Уходите. Уходите и не возвращайтесь».

— Вы уходите? — спросила, встретившись с ним взглядом, леди Толбот.

В ее голосе прозвучало разочарование. Колин не стал утруждать себя тем, чтобы объяснять, что его попросила об этом Эла. И не стал говорить, что он еще вернется.

— Ей нужно отдохнуть, — вот и все, что он сказал в ответ.

А затем он повернулся и вышел из дома.

После этого ему потребовалось целых пять минут на то, чтобы решить, что он и в самом деле еще вернется.

Причем вернется не один, а кое-кого с собой приведет.

К утру следующего дня Грасиэла уже более-менее пришла в себя. По крайней мере, физически. Ее тело немного ныло, но это было вполне терпимо. Ее сердце было разбито, но она уже не ощущала сильной физической боли, не испытывала телесных страданий. Она будет жить. Она была жива — ее сердце билось, пусть даже она и казалась самой себе уже мертвой. Раздавленной произошедшими событиями.

Ребенка у нее не будет. Не будет и свадьбы. Не будет Колина. Не будет совместной с ним жизни.

Акушерка осмотрела Элу и сказала, что довольна тем, как она поправляется. Непонятно, что это означало. Несмотря на бодрое заявление акушерки, ничего принципиально не изменилось. Ребенка теперь быть уже не может. И больше не будет Колина. Его в ее жизни не будет.

Грасиэла знала, что слова, которые она сказала ему, были жестокими. Постигшее ее горе вызвало у нее приступ грубости, но она не взяла бы эти слова назад, даже если бы у нее и имелась возможность это сделать. Ведь она сказала правду. Неприятную, мучительную, но правду.

Единственная причина, по которой они решили пожениться, заключалась в ребенке. Теперь эта причина исчезла. Значит, они не поженятся. Колин теперь — свободен. Она отпустила его, чтобы он жил такой жизнью, какой захочет. И такой жизнью, для которой он был создан. Жизнью, в которой для нее, Грасиэлы, места нет.

В дверь коротко постучали. Грасиэла подняла глаза и увидела, как дверь распахнулась и в комнату зашел не кто иной, как Колин.

Ее сердце предательски екнуло.

— Колин? Что вы здесь делаете? — Она в волнении приподнялась на кровати.

Из-за спины Колина вышла миссис Уэйкфилд.

— Я прошу прощения, ваша милость, — извиняющимся тоном сказала она. — Он настоял на том, чтобы зайти сюда. Я пыталась уговорить его подождать, но…

Из-за миссис Уэйкфилд выглянула Клара. Она смотрела на мать широко раскрытыми глазами, в которых читалось любопытство.

Сердце Грасиэлы болезненно сжалось. Перед ней снова стоял Колин — когда она его уже отпустила от себя и когда раны были еще такими свежими…

— Уходите, Колин, — усталым голосом произнесла она. — Пожалуйста. Забудьте про свою честь, жалость и чувство долга…