Слава КВКИУ!

Такая вот история мне вспомнилась. Очень не хочется, чтобы по ней делали выводы о нас всех. Большинство из курсантов училища не только не страдало гениальностью, но и другими популярными пороками также не страдало!

Впрочем, сразу вспомнился ещё один товарищ – Хазиев Ринат. Он тоже при сдаче экзаменов был по-своему гениален. Являясь татарином в самом центре Татарии, он прекрасно этим пользовался. Был он удивительно хитрым и увёртливым. По крайней мере, когда на первом курсе я трясся перед экзаменом, как бы его не завалить, он лишь посмеивался, занимаясь, чем попало. «Так ведь преподаватель сам татарин! – усмехался Хазиев. – Разве он меня завалит?!»

И действительно, у него всё проходило весьма гладко, уж не знаю, о чем они говорили между собой по-татарски.

А если попадался русский экзаменатор, наш Хазиев вдруг совершенно забывал русский язык! Он настолько беспомощно что-то лопотал по-своему, что не пожалеть его было невозможно. Свою тройку он получал лишь потому, что, как думали о нём преподаватели, ему пока очень трудно учиться на русском языке. Но после экзамена Хазиев лишь ухмылялся: «Военная хитрость!» Русский он знал не хуже любого из нас!

После выпуска этого славного защитника отечества хватило ненадолго! Его распределили в место, действительно не слишком приятное для культурного отдыха – в Сары-Озек. Глушь беспросветная! Но ведь и красавица Алма-Ата была не столь уж далеко, если слишком одолевала тоска по цивилизации. Служили ведь наши ребята и там! Но только не он.

Там лейтенант Хазиев вдруг заболел странной болезнью. У него, видите ли, голова выросла до столь больших размеров, что он не мог пройти сквозь стандартные двери. Правда, со стороны это было не заметно. Голова как голова! Но Хазиев настаивал и, в конце концов, был комиссован по состоянию здоровья. Видно, опять татарская военная хитрость помогла решить возникшие шкурные вопросы!

71

«Как же давно всё это было! – удивился я воспоминаниям, порхающим в моей голове будто бабочки – туда-сюда, о том, о сём! – Полвека за спиной!»

И до чего же удивительно всё-таки устроена такая штука, как человеческая память! Насколько поражают иногда ее возможности! Говорят даже, будто они безграничны.

Ерунда, конечно! Но ведь никакое кино не покажет то, что у человека может пронестись перед глазами за какой-то миг! Ни один компьютер такое множество событий не воспроизведёт! Буквально всё – за доли секунды! И остались столь реальные ощущения, будто я опять всё прожил наяву.

В общем-то, не знаю, пережил бы, если всё пришлось повторять заново? Пять лет в училище! Тысяча восемьсот дней и ночей! И каждый день, и каждую секундочку заново пережить! Тяжело! Опять многое перетерпеть, себя опять преодолеть! Ведь сколько всего было, произошло, случилось…

Пять лет напряженной жизни, учёбы, службы! Пять лет судьбы – это же огромный кусок моей собственной биографии на фоне истории огромной страны – и всего-то за долю секунды! А чтобы такое рассказать словами… Трудно даже представить, сколько времени понадобится! Да и не всякий доброволец выдержит столь пространные чужие откровения. Кому они нужны, по большому счёту? У каждого своё имеется, что однажды захочется вспомнить или забыть!

А уж если всё это положить на бумагу… Тогда появятся горы манускриптов!

И только в памяти очень уж всё компактно уложено, распределено по ее извилинкам и закоулочкам и даже систематизировано. Вплетено в крохотные секундочки и в невидимые глазом нейрончики моего мозга!

Здорово, что всё-всё куда-то вплетено, но и грустно! Ведь прожил я не великое множество отдельных секунд, а большую, не столь уж простую, весьма насыщенную многими делами и событиями жизнь, где все секунды лишь фиксировали мои личные поступки и события, часто независящие от меня.

Впрочем, и это не совсем точно! Это не я, а мы с тобой, моя хорошая, вместе прожили столь большую жизнь. Действительно, большую! И действительно хорошую! Ведь никогда против совести своей не поступали! Потому сегодня наши любимые внуки стали старше нас, тех, ещё двадцатилетних, которыми мы остались в собственной памяти, да на пожелтевших от времени фото.

А наши дети и, тем более, внуки и правнуки лишь теоритически способны осмыслить, что и мы были когда-то молодыми. Они это знают, но сами не верят! Трудно им, мерящим всех на свой коротенький аршин, представить нас давным-давно молодыми.

А ведь мы тоже радовались, как они теперь, тоже тосковали, пугались, терпели, добивались, огорчались, негодовали и даже свирепели. И в нашей жизни для всего находились самые настоящие и причины, и поводы, и силы!

Дети, да и вообще, все молодые люди в своих представлениях склонны упрощать жизнь старших поколений. Молодым всё в жизни стариков представляется проще и бледнее, нежели всё у них было в реальности, нежели теперь происходит у них самих. Это только у молодых якобы всё сложно, насыщенно и очень важно!