Слава КВКИУ!

Общая картина нашествия сотен военных на исстрадавшийся поезд, надо понимать, получилась той еще, если бы кто-то решил её увековечить в цветах и красках! Но этим никто не занимался. А мы хорошо понимали несчастных пассажиров, потому старались их не стеснять, воочию наблюдая плачевные результаты их многодневной осады. Они же, в свою очередь, понимали нас, терпимо относились к нашему присутствию и даже благодарили за изволение от снежной стихии.

66

Далее я ничего не помню. Видимо, в состоянии анабиоза чудом добрался до казармы. Дневальный мне даже обрадовался:

– Шестьдесят восьмой! – процитировал он и записал для доклада начальнику курса мою фамилию. – Можешь сразу ложиться спать! Разрешено! А на ужин мы всех поднимем! Не проспишь! – сообщил он весело.

– Не все вернулись? – нашёл силы уточнить я.

– Что ты! Как и ты, подтягиваются со всех сторон, будто выпившие! Кто по одному, кто малыми группами. Ещё человек пятьдесят ждём! – поделился он. – Хорошо, хоть Пётр Пантелеевич вернулся! Теперь в канцелярии дежурит. Ждёт, когда все соберутся. А начальник факультета (полковник Макунин) давно рвёт и мечет! От него ведь тоже ждут доклада, а люди просачиваются, как при отступлении в сорок первом! Для начальства картина такой видится, будто наш Титов всё своё войско разбазарил! Попадёт ему, наверняка! Даже если, дай-то бог, все на родную базу возвратятся!

– Да! – только и сказал я, чувствуя как слабею. Добрести бы до койки, а язык уже не слушается.

В нашем кубрике меньшая часть коек оставалась аккуратно заправленной с тех пор, как мы уехали. На остальных без задних ног спали мои товарищи!

67

Вечером того памятного дня, то есть, десятого марта, нас подняли, чтобы отправить на ужин. К тому времени все до одного были на месте. Все ожили и повеселели, но, как ни странно, никто больше и словом не обмолвился о снежной эпопее. Никаких впечатлений! Ни тем вечером, ни в последующие дни. Странно, ведь никто молчать и не обязывался, но мы будто языки проглотили. Забыли, как отрезали! И всё!

Может потому, что поначалу потребовалось время для осмысления ночных приключений, а потом навалились новые события, появились новые интересные задачи…

По пути в столовую, разумеется, в строю, я поглядел на четырёхметровую стену снега, отброшенного от нашей казармы и аккуратно подрезанного со всех сторон. Как говорится, по-военному!

«Ничуть не меньше, чем было там, на рельсах, – попутно оценил я. – А под Новый год наша снежная стена была вполовину ниже! Но ничего! Мы ее тогда, под присмотром Володина, в два счёта раскидали!» – вспомнилось мне предновогоднее приключение нашего взвода.

А всё потому, что 31 декабря кто-то проговорился или пошутил с умыслом, но в присутствии капитана Володина. «Мол, как хорошо придумал первый взвод запрятать бутылки в снегу напротив казармы. Теперь всё в целости и сохранности!»

Шутка удалась вполне, но нам она праздничное настроение тогда поломала. Володин, разумеется, приказал нашему взводу, рассчитывая обнаружить запрятанное, сначала раскидать стометровую снежную стену, якобы она получилась весьма неровной и близко от бордюра расположенной, а потом выстроить новую, уже правильную стену.

Мы-то понимали, откуда ноги растут! Понимали, что нас друзья-товарищи сделали шутами себе на потеху, но выбора не было. Так и пришлось четыре часа подряд перекидывать снег, туда-сюда. Правда, и Володин, не выпускавший объект работ из виду, чтобы обнаружить спиртное, так ничего и не нашёл.

Оно и понятно! Мы бутылки спрятали в другом месте! И, конечно же, не в казарме!

68

После полуночи, когда все продолжали встречать уже вступивший в свои права Новый год, расположившись в неглиже прямо на койках, между которыми были накрыты не столы, а табуретки, дневальный закричал, что было силы:

– Курс! Смирно! Дежурный на выход!

– Курсант Данилевский! – вскрикнул от внезапного крика и вошедший никем нежданный Володин, назначенный, видимо, к нам дежурным на эту ночь. – Вы, что же, Данилевский, так долго в армии служите, что совсем устав забыли? После отбоя команда не подаётся!

– Не забыл, товарищ капитан! Но сегодня же ночь особая, новогодняя! Вот и захотелось вас поприветствовать и поздравить с Новым годом! Думаю, абсолютно все на курсе хотят вас поздравить!

– Ну, ну! – только и сказал Володин, направляясь внутрь казармы.

Но времени, в течение которого Данилевский держал удар, нашему курсу вполне хватило, чтобы замести следы пиршества в тумбочки, переставить табуретки и притвориться спящими.

Володин, конечно, всё отлично понимавший, прошёлся по нашему уникальному стометровому коридору, старясь не обращать внимания на некоторые неубранные признаки того, что недавно происходило в казарме (иначе ему пришлось бы принимать масштабные меры – новогодняя ночь окажется испорченной), якобы остался доволен общим порядком, и надолго засел в канцелярии.

Народ лежал молча, удивляясь настойчивости Володина – будто своей семьи у него нет! Народ ждал! Володин тоже ждал и не уходил.