Слава земли Русской - 2. Книги 1-8

Единственное, что тревожило новгородские и псковские земли - это ливонцы. Самим рыцарям в связи со смертью епископа Альберта было не до походов, но литовцы, приохоченные ходить на псковские и новгородские земли с войной, чуть не ежегодно совершали набеги на русские земли. Избегая сражений, они проходили по земле, захватывая добро и угоняя полон. Бояре терпели набеги на свои вотчины, вынужденные смиряться с тем, что из-за них меньше становится и без того скудная от неурожаев дань. Но защищать Новгород и Псков от набегов должны были княжеские дружины, а Михаил Черниговский бывал на столе наездами. Вместо него сидел мальчик, который даже со своим пестуном пока сражался деревянным мечом и не мог повести полки в битву. Усмирённые Внездом Вадовиком и его союзниками люди молчали, но постепенно начали поварчивать. Стефан Твердиславич, хоть и не выступал более открыто и позвать князя Ярослава не подговаривал, тем не менее не молчал. И постепенно в городе сложилось тихое мнение, что пора бы уж князю показать свою настоящую силу и либо приструнить литовцев, сходив на них походом, либо уйти подобру-поздорову и уступить место достойному. Слушая эти разговоры со всех сторон, посадник отправил Михаилу в Чернигов грамоту, и тот обещал, что скоро пойдёт в Новгород, чтобы оттуда отправиться прямиком на Ливонию.

В конце осени, почуяв, что в городе опять начали поднимать голову сторонники Ярослава Переяславльского и стараясь оградить малолетнего княжича от возможного бунта, посадник и тысяцкий увезли юного Ростислава в Торжок. Всем в городе они говорили, что там будут собираться войска для похода на Ливонию, но на самом деле бояре спешили укрыться подалее - голос Стефана Твердиславича со времени пожара на Словенском конце стал звучать всё увереннее и громче. Он становился народным любимцем, ему прочили власть, а это при посаднике и тысяцком попахивало бунтом. Но Новгород бунтовал всегда - нет хлеба, есть ли, ему всё едино. Затаившись, Внезд Вадовик ждал.

В начале зимы нежданно-негаданно на посадничье подворье прискакал гонец из Новгорода. Конь под ним поводил запавшими боками и шатался, роняя розовую пену с губ, у крыльца всадник сполз с седла и неверными шагами быстро поднялся в терем.

Упреждённый о гонце, Внезд Вадовик вышел ему навстречу и с удивлением признал в нём своего дворового холопа Стёпку. Тот посерел, спал с лица и смотрел затравленно. Встретясь глазами с хозяином, он мешком бухнулся ему в ноги:

   - Христом Богом молю, боярин! Не гневайся на раба твоего верного!..

Внезд тихо ахнул, крепче опираясь на посох. Подумалось о самом страшном:

-Что?

   - Беда, боярин! - не поднимая лица от пола, выкрикнул Стёпка. - В Нове Городе бунт! Выло вече, на нём боярин Стефан против тебя и родни твоей лаял!.. Кричал, что не надобен им такой князь, уговаривал Ярослава Всеволодовича звать!.. Народишко разошёлся, к твоему подворью побежал...

Внезд покачнулся. Всё поплыло перед глазами. Как сквозь туман, долетали сбивчивые слова холопа:

   - Дом и подворье пограбили... До ближней вотчинки добрались, там всё порушили... У тебя и брата твоего, и у свойственников тож... Терем новый боярича Глеба Внездовича погорел... У боярина Бориса тоже грабили...

   - Неужто - все? - одними губами шепнул Внезд, чувствуя, как спирает грудь, и трудно становится дышать. - А другие что ж? Семён Борисыч?..

   - Убили его, - Стёпка всхлипнул, жалея своего хозяина, и выпрямился, отирая рукавом красный от мороза и слёз нос. - Дубьём забили, потом до Волхова волочили - и в прорубь...

Всё потемнело перед глазами Внезда Вадовика, и он тихо осел на пол.

Уже когда он пришёл в себя на постели, чуть отойдя от хватившего его удара, не отлучавшийся от отца Глеб Внездович сообщил ему остальные страшные подробности.

Семьи уехавших с княжичем бояр были схвачены и заточены в монастырь. Посадничество забрал себе Стефан Твердиславич, а должность тысяцкого отдали некоему Никите Петриловичу. Новый посадник сразу же постановил послать грамоту Ярославу звать его на новгородский стол, и горожане согласились.

Разбитый тяжёлой вестью Внезд Вадовик ещё хворал, когда из Новгорода на него и его спутников свалился новый, более тяжкий, удар. Несколько дней спустя в Торжок прискакали новгородские послы с грамотой для малолетнего княжича Ростислава. Вместе с Ростиславом и его боярами гонцов встречал бывший тысяцкий Борис Негоцевич, заменив не встающего с постели посадника. Выходя к послам, он заранее трепетал, не зная, сможет ли сдержать гнев, ежели увидит кого из знакомых. Но Новгород словно понимал это - из пяти послов ни одно лицо не осталось в памяти даже смутно.

Юный Ростислав, всё ещё воспринимая многое по-детски открыто, с любопытством посматривал на чужих людей. В окружении своих бояр он не боялся их, но и не понимал полностью смысла произносимых по-писаному священником слов:

   - ...Ибо отец твой обещался сесть на коня и в поход идти с Воздвиженья[435], а теперь уже Николин день[436]. С нас крестное целование долой, а ты ступай прочь, мы же себе сами князя помыслим...