Славянская спарта

Пороху между тмъ не было у черногорцевъ ни горсти, и владыка вынужденъ былъ послать въ Вну свою драгоцнную митру, за которую австрійскій императоръ Леопольдъ II прислалъ ему 300 боченковъ пороху. Народное собраніе въ Цетинь, созванное владыкою, приговорило не выдать берчанъ, дать въ томъ твердую вру.

Кара-Махмудъ двинулся на черногорцевъ отъ р. Ситницы, которую мы сейчасъ перехали черезъ Лшко-поле, и сжегъ село Крусы. Съ нимъ было 40.000 войска. Черногорцевъ собралось не больше пяти съ половиною тысячъ, а по другимъ — только 4.000. Битва кипла три дня сряду. Самъ Кара-Махмудъ погибъ въ страшной сч, и голова его была потомъ воткнута, какъ самый славный трофей, на зубцы цетинской башни, гд она оставалась боле полустолтія, пока князь Даніилъ не веллъ снять ее и не прекратилъ навсегда этотъ дикій народный обычай. Ибрагимъ-паша, братъ Махмуда, едва увезенъ былъ раненый; три съ половиной тысячи турецкихъ труповъ остались на мст, не считая раненыхъ. Отсчено было 74 головы однихъ только знатныхъ беговъ; кром того, множество турокъ потонуло во время отчаяннаго бгства въ водахъ «великаго Зетскаго Езера»…

X Подгорица и развалины древней Діоклеи

Только недавно прохали мы рчку Ситницу, впадающую въ Морачу, оставивъ за собою историческія мстности кровавой памяти, а вотъ опять перезжаемъ съ громомъ по длинному каменному мосту какую-то большую рку.

— Это Морача! — важно сообщаетъ намъ Божо. — Теперь сейчасъ Подгорица… Вонъ уже видны огни!

Среди густой тьмы, охватывавшей окрестность, мигавшіе впереди многочисленные огоньки казались особенно привлекательными для изрядно утомленныхъ путниковъ.

Наконецъ мы гремимъ по широкой улиц, освщенной фонарями, обсаженной деревьями, и поворачиваемъ на какую-то площадь.

Въ гостинниц Ристо, какъ оказалось, насъ уже ждали. Любезный голова города Цетинья телеграфировалъ, чтобы намъ приготовили комнату и ужинъ.

Двухъ-этажный домъ гостинницы или, врне, постоялаго двора, былъ ярко освщенъ, пышныя широкія постели были постланы, и ужинъ, въ нашему великому удовольствію, былъ поданъ очень скоро. Добродушный хозяинъ, черногорецъ большого роста, въ одной рубашк, безъ гуни и джемадана, по случаю жаркаго времени, не жаллъ ничего, чтобы угостить рдкихъ русскихъ гостей. Ужинъ намъ подали обильный: и форель, почерногорски «пастрву», и «чорбу» изъ баранины, и курицу, и кислое молоко; бутылка очень порядочнаго црмницкаго вина, густого до черноты, скрасила его еще больше и оказалась особенно кстати посл долгаго пути. Хозяинъ нашъ холостъ, но съ нимъ живетъ и ведетъ домашнее хозяйство его родная сестра, могучая и роскошная красавица, какихъ не всегда можно встртить. Глядя на нее, я невольно вспомнилъ стихъ Тургенева:

Такая двушка не вздоръ
Въ нашъ вкъ болзненныя и хилый.

Черногорцы безцеремонны и демократичны, какъ истыя дти природы. Ихъ непринужденность и простота въ обращеніи невольно вселяютъ уваженіе къ нимъ. Никому изъ нихъ и въ голову не приходитъ, что между нимъ и вами можетъ быть какая-нибудь разница. Онъ свободно протягиваетъ вамъ руку, садится съ вами за столъ, чокается съ вами стаканчикомъ; то же сдлаетъ онъ и съ своимъ воеводою.

Въ прежнее время и съ самимъ владыкою обращались такъ же просто, но со временъ князя Даніила, усвоившаго многіе европейскіе взгляды и обычаи, эта трогательная патріархальная простота уже мало-по-малу стала исчезать.

Посл ужина, за которымъ пріятельски бесдовалъ съ нами хозяинъ, онъ уговорилъ насъ пройтись по улицамъ Подгорицы; ему, очевидно, не терплось похвастаться передъ своими просвщенными братьями-русскими новйшею цивилизаціею его родного городка! Онъ съ увлеченіемъ восхвалялъ богатство, многолюдство, благоустройство Подгорицы, ея магазины, ея улицы, ея дома, и хотя дйствительность, какъ мы уже заране предвидли, опровергла довольно грубо его патріотическія похвальбы, но тмъ не мене было такъ понятно, что недавнему дикарю, жившему столько лтъ въ какой-нибудь полутемной и тсной «куч» горнаго ущелья, дешевая роскошь мало-мальски торговаго и люднаго городка съ фонарями и мощеною улицею должна была казаться чуть не Парижемъ своего рода.

Луна взошла уже довольно высоко, и прогулка въ тихую ночь по безмолвнымъ улицамъ незнакомаго городка, посл долгаго сиднья въ экипаж, была не лишняя.

Смотрть собственно въ город было ршительно нечего; лавки были уже заперты, и только въ нсколькихъ кофейняхъ свтились гостепріимные огоньки, около которыхъ кучки запоздалыхъ постителей, въ характерныхъ воинственныхъ одеждахъ обоихъ и характерныхъ воинственныхъ позахъ, курили трубки и играли въ карты, освщенные красноватымъ отблескомъ огня, и кидая отъ себя рзкія, какъ чернила черныя тни, точно живыя картины какого-нибудь Рембрандта.

Новый пріятель нашъ настоялъ, чтобы и мы съ нимъ зашли въ одну изъ такихъ кофеенъ и выпили съ нимъ по стаканчику вина, за которое онъ ни за что не позволилъ намъ платить. Вино было прескверное, но отъ угощенья пріятеля отказываться было неловко, и пришлось, скрпя сердце, проглотить кислятину.