Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

На этом же наиболее знаменитом соборе эпохи Ивана Грозного рассматривался и вопрос об иконах. Были санкционированы важные вещи, как, например, изображение Бога Отца, что прежде считалось недопустимым. После пожара 1547 года по инициативе митрополита Макария и протопопа Сильвестра (родом из Новгорода) в Кремлёвских соборах появились новые иконы, написанные псковскими и новгородскими мастерами. Москвичи изумились изображениям Бога Отца или Христа в доспехах, назвав это «латинским мудрованием». Макарий и Сильвестр яростно отстаивали нововведения, откровенно почерпнутые из западной практики, где подобное церковное творчество уже стало нормой. В этой борьбе были повержены те, кто не разделял подобных латинских увлечений, как, к примеру, глава Посольского приказа Иван Висковатов (Висковатый). Характерно, что в острых спорах Макарий и его сторонники, обосновывая свою правоту, прибегали к различным ссылкам и иллюстрациям из западно-русской жизни. Не случайно некоторые советские исследователи даже называли это время — благостное, с точки зрения романовских и либеральных историков, — ползучей «католической реформацией».

Макарий около 20 лет потратил на составление Великих четьих миней, где собраны жития различных угодников. К работе над сводом активно привлекались юго-западные, сербские, болгарские книжники. Не случайно на его страницах достойное место получили святые из украинских земель. Популяризацией нового церковного тренда занялась специальная типография, возглавляемая книгопечатником Иваном Фёдоровым, находившимся в столице под особым покровительством деятельного митрополита. Малоизвестным остаётся факт, что этот «православный» просветитель — бакалавр Краковского университета в Польше, и в действительности звали его Ян Федорович. Вскоре после смерти Макария он предпочёл убраться в Литву, где приютился под крылом короля, а затем переехал на Волынь, пожил во Львове. Там Федорович не покинул просветительскую ниву. Например, в своих комментариях к львовскому изданию «Апостола» (деяния и послания апостолов) нещадно обливал Московию грязью, награждал её людей самыми нелицеприятными эпитетами.

Говоря о процессах в московской церкви и усилении в её верхах литовско-польских веяний, необходимо уточнить, почему это стало возможным. Разумеется, подобное не могло происходить без прямой санкции великокняжеской власти. Хотя мы знаем, что тот же Василий ІІІ с известной долей подозрения относился к служивым из тех краёв. Тем не менее он внял их уговорам и в 1526 году пошёл на брак с Е. Глинской, что стало знаковым шагом. Причины этого, конечно, не в личных мотивах, а в магистральном векторе внешней политики — продвижении на северо-запад, выходе к Балтийскому морю, с соответствующим выдавливанием литовцев, поляков, к чему начинал вплотную подходить уже Иван III. Укрепление позиций в регионе предполагало привлечение на свою сторону кого-то из местной знати. Но главное — требовало идеологически обосновать претензии Московии на новые территории. На практике это означало объявить о владении ими когда-то в прошлом. Исполнение данной задачи и легло на плечи польско-литовских кадров, прибывших с той стороны, а потому лучше всего знающих, как это обставить.

Отсюда востребованность тех идей, на которых эта публика выросла. Концепт «всея Руси», сконструированный в Византии, занимал здесь ключевое место. Кроме того, нужно сказать о популярном в Литве «отце» польской истории Яне Длогуше (1415–1480), четверть века возглавлявшего канцелярию Краковского архиепископа. Он культивировал взгляд на Московию как на сугубо «варварскую» землю. Именно им была окончательно сформулирована концепция так называемого татарского ига, противостоящего Руси. Вот этот-то багаж, дополнявший константинопольские наработки, использовали для того, чтобы состыковать Московию с тем, о чём рассказывали древние летописи, то есть с историей Киевщины.

Подчеркнём, что в московских духовных грамотах на протяжении всего ХІѴ века митрополиты именовались не иначе как «всея Руси». Те же Алексий, Киприан, Феогност и другие прикладывали титанические усилия для пропаганды византийской идеи «русского» единства, пытаясь утверждать ее в настоящем. В отличие же от них наши великие князья не стремились называться подобным образом, причём не только в ХІѴ но и в ХѴ столетии. Только после новгородского разгрома в середине 1480-х годов Иван ІІІ для внешнеполитических целей начинает использовать этот термин, чтобы обратить козырь в свою пользу.

Ситуация кардинально меняется при его сыне Василии III, когда за дело берётся упомянутый митрополит Даниил. Под его непосредственным началом действовала специальная мастерская по копированию различного материала. Так появляются Воскресный и Никоновский летописный свод, вобравшие в себя разнообразные тексты юго-западного происхождения. На практике это привело к тому, что целые фрагменты московской истории оказались реконструированными в соответствии с идеями Константинополя и представлениями Длогуша.