Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Царь Василий поспешил отменить нововведения Лжедмитрия, восстановил в прежнем виде думу, удалил наиболее одиозных личностей. Хотя, конечно же, этого было недостаточно для установления спокойствия. В течение года страна имела четвёртого самодержца (Бориса Годунова, его сына Фёдора, самозванца и теперь Шуйского), пережила два цареубийства, так что надеяться на общее согласие не приходилось. Не помогла и транспортировка из Углича тела погибшего в 1691 году царевича Дмитрия, чтобы покончить с этой опасной легендой. Инокиня Марфа — мать царевича — молила простить ей грех признания самозванца, совершённый под угрозами физической расправы. После погрома последовали и непростые объяснения с польскими послами по поводу растерзанных в ходе погрома поляков.

Но, главное, от единства в пятой колонне теперь не осталось и следа: воцарение Шуйского удовлетворило там далеко не всех. Помимо этого особое недовольство проявили юго-западные области, приграничные с Украиной: убиенный «царь» успел освободить от уплаты каких-либо налогов Путивль и близлежащие города. Представители тех мест даже покинули Москву, отказавшись целовать крест «шубнику». В такой атмосфере появление нового самозванца являлось делом времени. Следующая самозванческая инициатива стала также плодом польско-украинских слоёв и части расколовшейся пятой колонны. Авторство принадлежало близкому к Лжедмитрию І Григорию Шаховскому, удалённому на воеводство в приукраинский Путивль, и другому опальному — воеводе Андрею Телятевскому. Они объявили о спасении истинного государя, в роли которого поначалу выступил некий Михаил Молчанов, обитавший в Литве и в том же Пу-тивле. Мало кого смущало, что очередной претендент на московский престол оказался совсем не похож на первого Лжедмитрия.

В Путивле, как и годом ранее, начала концентрироваться публика, жаждавшая броска на Московию. С той лишь разницей, что теперь на первый план выходили не династические цели, а откровенный, ничем не прикрытый грабёж населения. Впоследствии этот грабительский порыв выставят в качестве крестьянской войны под предводительством Ивана Болотникова. Особенной любовью она пользовалась у советских историков, считавших её наиболее грандиозной, поскольку народным массам, в отличие от восстаний Разина и Пугачёва, удалось осуществить поход на столицу. Однако в действительности это была не столько крестьянская война, сколько прямая украинская агрессия на нашу землю. Польский элемент участвовал на этот раз весьма ограниченно, поскольку, обжёгшись с самозванцем, Сигизмунд ІІІ не желал ввязываться в аналогичные авантюры. К тому же у короля и части сейма возник конфликт, переросший в вооружённые столкновения. Занятому выяснением внутренних отношений польскому воинству на время было ни до чего. Зато наши украинские «братья» теперь, как говорится, отвели душу. Заметим: население Московии весьма смутно представляло себе этот «родственный» контингент; с начала ХІІІ века прошло немало времени. Отдельные его представители мелькали только в элитах и широким народным слоям практически не были известны.

Первый контакт с «братским» народом состоялся при Лжедмитрии I, но это носило ещё поверхностный характер. Настоящее же «знакомство» произошло во время агрессии, предусмотрительно затем замаскированной под крестьянскую войну. Напомним, сам Болотников личность довольно тёмная: несколько лет находился в плену у турок, затем был освобождён венецианцами, выучил латынь, прошёл военную подготовку, проживал затем в Польше, где и увлёкся самозванством. Ключевую роль в его войсках играло запорожское и приднепровское казачество, промышлявшее разбоями. Причём казачьи отряды были организованы по польским образцам.

В рядах «крестьянской армии» находились и многочисленные люди, служившие Романовым. После опалы в 1601 году Годунов распустил их слуг, холопов, запретив принимать последних на службу. Многие ушли в украинскую сторону, где и встали под знамёна Болотникова. Впоследствии это сильно смущало патриарха Филарета, приказавшего при подготовке Нового летописца с нужной версией Смуты удалить этот факт из текста. И это было совсем не лишнее, учитывая те зверства, грабежи, погромы церквей, которые чинили на своём пути «восставшие». Они открыто заявляли: «Идём и примем Москву и потребим живущих в ней и обладаем ею». Григорий Шаховской энергично рассылал указы с призывами «соединяться с Украиной», прикладывал к ним государственную печать, которую прихватил в Кремле при свержении Лжедмитрия I. Любопытно, что новый самозванец не присутствовал в своей армии, где от его имени орудовали военные начальники.