Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Что это, если не украинско-польско-немецкая элита? Может, кто-то возразит против включения сюда фамилий типа Н. И. Панина, — так это полонизированный смоленский помещик. Далёкое отношение к коренным народам имел и А. В. Суворов: по отцовской линии — швед, чей предок Сувор прибыл на службу при Михаиле Фёдоровиче; по матери полководец скорее поляк. Во всяком случае к польской аристократии и дворянству он относился с нескрываемой любовью, в отличие от тех же поволжских народов. Что касается Державина или Бибикова с местным происхождением, то те полностью растворялись в этом правящем формате, в противном случае их оттуда просто вышвырнули бы.

Представить, что эти люди могли быть с пугачёвской Россией, то есть с коренными народами России, невозможно. Конечно, на сторону восставших перешло некоторое количество представителей низшего офицерства, но среди них практически не встречаются украинско-польско-немецкие выходцы. Например, на стороне пугачёвцев оказались подпоручики, прапорщики Мамаев, Салманов, Баратаев, Витошков, Сулдешев, Аристов, Юматов и им подобные. Весьма показательно, что в этой категории нельзя найти ни одной немецкой фамилии, а украинско-польских встречаем только три: Кальминский, Дубровский, Шванович. Они знали иностранные языки и использовались при военной коллегии, вели переписку, читали перехваченную корреспонденцию, написанную главным образом на французском и немецком. Отношение к ним в пугачёвских войсках весьма показательно: Кальминского утопили, Дубровского пытались убить, а Шванович вовремя ускользнул от расправы (правда, закончив жизнь на каторге). Очевидно, никто здесь не признавал их за своих.

Материалы Пугачёвского восстания не только проявляют образы двух России, существовавших в рамках одного государства, но и позволяют поставить вопрос о том, кто же такие русские? Конечно, сегодня ответ не вызовет ни малейших затруднений, однако тогда всё выглядело не так однозначно, как кажется с высоты современности. Поражает, что в 1770-х годах низы, в отличие от элит, не идентифицировали себя русскими. На эту мысль наводят манифесты и грамоты Емельяна Пугачёва, с которыми тот обращался к различным народам страны, поднимая на борьбу с властями. В 69 сохранившихся документах такого рода перечислено немало народностей: татары, мордва, меря, черемисы, казаки (как народность), киргизы, калмыки, вотяки, башкиры, чуваши и др. Отсутствует только вроде бы естественное упоминание о русском народе, хотя известно, что число людей с обычными русскими фамилиями в отрядах Пугачёва доходило до половины. Вопрос — кем же они себя ощущали? — назвать праздным нельзя. Добавим: само слово «русский» встречается в этих документах лишь дважды, и оба в контексте «русское селение». Как можно предположить, это те селения, где расположены помещичьи усадьбы.

Интересно, что и в начале ХѴІІ столетия Нижегородское земское ополчение также не использовало термин «русский». Если посмотреть грамоты и указы Д. М. Пожарского, ряд которых дошёл до нас в подлиннике, то в них нет обращений к русскому народу, что казалось бы логичным. Вместо этого чаще всего применяется фраза: «Московского государства боярам и всей земле» или «Московского государства боярам и воеводам от стольника и воеводы Дмитрия Михайловича Пожарского и по совету всей земли». Справедливости ради заметим, что Степан Разин в 1670-1671-х годах слово «русский» в аналогичных своих грамотах употребляет. Правда, в отличие от Пугачёва таких документов от Разина дошло всего несколько, и все в изложении правительственных чиновников, то есть победившей стороны, потому большого доверия к переписанному не возникает.

Правка документов и материалов в формирующейся никонианской России достигла совершенства. Можно привести как пример хронику конца ХѴІ столетия М. Стрыйковского, популярную в конце ХѴІІ века. Показательны небольшие дополнения в переписанный текст, которые сводятся к добавлению слова «наш» в том случае, когда речь шла о чём-нибудь русском. То есть слова «русский народ» превращались в «наш русский народ», а выражение «русские летописцы» писалось «наши русские летописцы» и т. д. Конечно, Стрыйковский как минимум был бы сильно удивлён, узнав, что описываемая им Русь объявлялась своей для тех, кого он не только не имел в виду, но и кем брезговал интересоваться.

Впоследствии это вызывало уже отнюдь не удивление, а негодование. «Незалежные» националисты ХІХ — XXІ веков неизменно рассуждали и рассуждают о похищении у украинского народа его исконного названия Русь. Хотя в действительности им следовало бы адресовать претензии не народам России, а романовской элите, то есть фактически своим же собратьям, с радостью освоившимся с этой «исторической ношей». А вот в низах понятие «русский», судя по всему, приживалось с трудом, и никто похищать его уж точно не собирался.

10. Народные низы