Славянское сердце

– Что ты мне тычешь в глаза тем случаем? Да, я сорвал со здания мэрии чехословацкий флаг… было дело. Но ведь тогда мы все были в эйфории обретения независимости! Чехи за двадцать лет выпили столько словацкой крови – что не грех было и сорвать флаг, который означал для нас лишь одно – господство Праги!

Яшик усмехнулся.

– В эйфории были все – а знамя сорвал ты…. А насчет того, что чехи не давали нам жить – так ведь это не ты боролся за независимость Словакии – но именно ты захотел воспользоваться этим случаем, чтобы стать главным в Шимонованах – разве не так? Это ведь ты шестнадцатого числа поехал в Нитру – за должностью приматора. Помнишь? И это ты вывесил на площади большой портрет Тисо – приказав своим холуям украсить его дубовыми ветвями. Или ты хочешь сказать, что это было тоже в эйфории?

Траян тяжело вздохнул.

– Кто из нас тогда не ошибался?

– Ошибались многие…. И потом – в городе ходят скверные слухи по поводу Макаренко. Я не хочу им верить, но…. Если бы его не схватило гестапо – он, а не ты, сегодня был бы начальником Средне-нитранской зоны и командиром отряда здесь, в Батяванах. Ему, а не тебе, доверял Гржнар. Как-то слишком вовремя нашли его немцы – тебе не кажется? Ведь о том, что он, раненый, прячется в интернате для фабричных рабочих – знало совсем мало людей. Ты, Гржнар и Рената Вагнерова…, пожалуй, и всё. Тем не менее – гестапо отличным образом было в курсе, в каком доме и в какой именно комнате этого дома искать Лексу…

Траян побагровел.

– Да как ты смеешь? Мальчишка! Кто тебе дал право?

Яшик кивнул примирительно.

– Хорошо, я не буду обвинять тебя в этом…. Но восьмого августа сорок третьего, когда в Батяваны приезжал Тисо – не ты ли произносил речь в его честь?

– Это была политическая необходимость. И потом – в ноябре этого же сорок третьего мы с Андреем Крамаром основали Революционный народный комитет – или ты думаешь, мне было легко на это решиться? Ты в это время отсиживался в горах!

Яшик пожал плечами.

– Отсиживался. Потому что за мою голову жандармское управление в Нитре обещало любому, кто сообщит обо мне, тысячу крон. Но восьмого августа не твой «революционный комитет», а мы с Йожефом Кметом и Рышардом Босяком разбросали по Батяванам две тысячи листовок против Тисо… я не хвастаюсь этим, я просто напоминаю тебе, кто в те дни чем занимался…

Траян помолчал, а затем, закурив, тихо проговорил:

– Значит, ты не останешься в любом случае.

– Да, Траян. Я не верю тебе – а те, кому я верил здесь, в Батяванах, уже мертвы…. И поэтому я сегодня вечером отправляюсь в Кисуцы – там надпоручик Дорчак формирует отряд, в котором мне надлежит быть комиссаром. Завтра я приступаю к своим обязанностям в бригаде имени Штефаника. А об остальном… об остальном мы договорим после войны.

Траян яростно затушил сигарету и, взглянув в глаза Яшику, с затаённой угрозой в голосе проговорил:

– Что ж, смотри, не ошибись… комиссар!

Яшик усмехнулся.

– Желаю тебе того же, Траян…