– Я не понимаю тебя, Руда. Ты хочешь снова отдать власть в стране тем, кто однажды эту страну уже, грубо говоря, просрал? Вернуться в сентябрь тридцать восьмого? Вспомни – именно эти, подавшие в отставку – предали нас тогда! Хотя ты словак… – В последних словах Любомира послышалось плохо скрываемое недоверие пополам с упрёком.
Яшик усмехнулся.
– Да, я словак. Но прежде всего – я коммунист. Коммунизм для меня всегда был синонимом справедливости. И я считаю, что негоже нашей партии поступать несправедливо! Даже сегодня, когда мы имеем полное моральное право на то, чтобы взять в свои руки всю полноту власти в республике…
Штроугал развёл руками.
– Тогда я тебя вообще не могу понять. Ты сам говоришь, что за нами – право, и сам же себе противоречишь…. Правительство должно формироваться из таких, как ты и я – а не из тех, кто утратил доверие народа!
Рудольф пожал плечами.
– В сорок шестом, на выборах в местные органы власти, большинство в Словакии взяла Демократическая партия. Это к вопросу о доверии народа…
Штроугал побагровел.
– Ты – за демократов?
Яшик грустно улыбнулся. Как же тяжело сегодня оставаться самим собой!
– Я коммунист. И я – за коммунистов. Но в том году в Шимонованах за коммунистов проголосовало девятьсот избирателей – без двух человек – а за демократов – почти семьсот. Если говорить прямо – то предпочтения избирателей были половина на половину. А теперь мы ту половину, что голосовала за демократов – будем считать предателями и изменниками? Мы лишаем их права на выражение своей политической позиции – разве это справедливо?
Их спор неожиданно прекратил появившийся из-за поворота пикап. Не сговариваясь, Яшик и Штроугал бросились к лестнице – в надежде первыми получить пражские и братиславские газеты. Штроугал из-за своей хромоты отстал, и Рудольф первым выбежал на крыльцо – на которое водитель пикапа уже выгрузил пачку свежих, пахнущих типографской краской, газет.
«Готвальд формирует новое правительство!» – было первым, что прочёл Яшик на первой странице; заголовок, отпечатанный большими буквами, сразу бросился в глаза. Рудольф выхватил газету из пачки, оглянулся – и быстро заскочил обратно в лечебный корпус: температура на улице была много ниже минус двадцати…
Так, так…. Значит, Бенеш принял отставку двенадцати несогласных с деятельностью Вацлава Носека министров. Принял! Правительство продолжает действовать, и кандидатов на освободившиеся места в кабинете теперь президенту представит премьер. Кого Готвальд захочет видеть в составе правительства – понятно; таким образом, впервые в истории Чехословакии власть целиком и полностью перейдёт к коммунистам!
Чтобы убедить Бенеша действовать «правильно», Готвальд отдал приказ раздать рабочим на заводах оружие – таким образом, к двадцать четвертому февраля он мог опираться на двести тысяч вооруженных сторонников в Праге и на «комитеты действия» в провинции. Двадцать пятого коммунисты вывели на Старомесскую площадь миллион человек! Понятно, что Бенеш вынужден был пойти на условия коммунистов – слишком очевиден был их политический перевес над демократами, которые не смогли противопоставить напору Готвальда и его людей ничего более-менее серьезного.
Да, вооружить рабочих – это сильное решение; чтобы пойти на него, надо быть абсолютно уверенным, что розданные винтовки и автоматы не повернутся против тебя…. Что ни говори, но Готвальд рисковал – но этот риск, судя по всему, оказался оправданным. Теперь власть полностью в его руках!
– Ну? – запыхавшийся Штроугал с нетерпением дёрнул его за рукав.
– Бенеш принял отставку двенадцати министров и поручил Готвальду найти им замену. Мы победили…
– Ну так что же ты повесил нос! – Штроугал дружески хлопнул Рудольфа по плечу. – Мы победили – надо радоваться!
Яшик кивнул.
– Надо. Но мне что-то не до радости, Любомир…
…Через три года победители устроили в Чехословакию кровавую чистку своих рядов – в которой сгинули многие из тех, кто вёл на Пражский Град отряды вооруженных рабочих в феврале сорок восьмого…