Славянское сердце

– Прости, Янчи, но ты должен понять…. Мы для командования дивизии – пасынки, сам понимаешь, чужаками куда проще затыкать дыры…. Дивизия отходит к станице Саратовской, и я, скажу тебе честно, не уверен, что мы сможем пробиться на Тамань. Так что тебе с твоими гаубицами, вполне может быть, повезет куда больше, чем нам…. В общем, твоя батарея должна выполнить ту боевую задачу, которую вы получили ещё в Лабинской. Так что двигайтесь на Батайск… – И, понизив голос, добавил: – Русские, по слухам, уже за Манычем. Если до того, как доберетесь до позиций, вы встретите их танки – я бы советовал тебе не геройствовать. Достаточно будет пары выстрелов – чтобы мы записали вас в «мужественно павшие на поле брани». Говорят, к пленным словакам у русских совсем неплохое отношение…. Плен всяко лучше смерти, надеюсь, ты меня понимаешь?

Командир батареи хрипло засмеялся.

– Дружище, да у меня вся батарея в любой момент готова уйти к русским! Единственное, что их держит в строю – то, что вокруг пока до черта немцев…. Как только мы избавимся от наших союзников – мои солдаты гуртом повалят на восток! Неужели ты думаешь, что они хотя бы выстрел сделают по русским, если у них над душой не будут стоять вот эти? – и поручик кивнул в сторону немецкого обоза, двигающегося по левому краю дороги.

Капитан замялся.

– Понимаешь, Янчи…. Тут такое дело…. В общем, не будь так оптимистичен.

Поручик саркастически ухмыльнулся.

– Ладо, я уже забыл, что такое оптимизм…. Хорошо, езжай, передай полковнику, что мы уж как-нибудь доедем до Батайска…

Капитан кивнул, дал шенкеля своему жеребцу и, на прощанье махнув поручику, поскакал назад – туда, где на юго-востоке погромыхивала канонада…

Командир батареи, тяжело вздохнув, обратился к своему ординарцу:

– Ну что, Яшик, ты всё слышал?

– Всё, пан поручик.

– До Батайска – семьдесят километров. Это двое суток хода…

– За двое суток многое может измениться…

Поручик кивнул.

– Хорошо, что ты меня понимаешь…. Пробегись вдоль колонны, поговори со взводными унтер-офицерами, с вахмистром, с командирами орудий. Сориентируй их на новые обстоятельства. Понимаешь, в каком смысле?

– Да, пан поручик. Мы идём в Батайск, замки и панорамы по-прежнему держать отдельно от орудий, повозки со снарядами – отдельно от повозок с зарядами, брезент с гаубиц не снимать.

Командир батареи одобрительно покачал головой.

– Всё верно. Передай всем, что возможна встреча с русскими – пусть готовятся…. Надеюсь, ясно, в каком смысле?

– Ясно, пан поручик.

– Хорошо, иди.

Яшик спрыгнул с повозки, и, придерживая винтовку, побежал в хвост колонны – где на интендантской повозке ехали вахмистр и все три взводных унтер-офицера, раздобывших в Лабинской бочонок местного вина и уже завершавших его «дегустацию».

Подошедшего к повозке Яшика они встретили довольно дружелюбно – как-никак, ординарец командира батареи – но все же несколько настороженно; чёрт его знает, что за вести он принёс, ничего хорошего они уже давно не ждали.

Яшик подтянул винтовку, и, мельком глянув на почти пустой бочонок – вполголоса произнёс:

– День добрый, пан вахмистр. И вам, панове…. Сейчас поворачиваем направо. На восток. Комбат велел подготовить батарею к возможной сдаче в плен. Мы поворачиваем навстречу русским, и, очень может статься, что завтра к утру мы столкнемся с их передовыми дозорами. Русские уже перешли Маныч…

Вахмистр кивнул.

– Всё уже давно готово. Пусть командир не тревожится – солдаты знают, что им делать в случае появления русских. Куда точно мы идём?

– На Батайск. Капитан Рудаи из штаба полка привёз приказ, нам надлежит поступить в распоряжение полка немецких горных егерей. Которых русские вышибли с Кавказа… – И Яшик чуть заметно улыбнулся.

– Хорошо, сейчас мы пройдем вдоль колонны, ещё раз поговорим с ребятами.

Яшик молча кивнул и, на прощанье махнув рукой вахмистру, побежал обратно, к командирской повозке. Хорошо, что удалось оставить в Кагальницкой почти все снаряды, теперь у них всего по шестнадцать выстрелов на гаубицу, много с таким боезапасом не навоюешь…

Колонна их батареи – четыре гаубицы, влекомые каждая шестеркой лошадей, и две дюжины пароконных повозок с разным имуществом и боеприпасами, ползущих в окружении полутора сотен артиллеристов – дойдя до шоссе, начала поворачивать направо – навстречу густому потоку отступающих немецких войск.

Вокруг, сколько хватало глаз, лежала стылая заснеженная степь. Обочины шоссе и кюветы вдоль него замело колючим промёрзшим снегом, порывы ледяного ветра обрушивались на устало бредущих солдат, пробирали насквозь, плоть леденела – но Яшик, держась за поручень повозки, бодро шагал вперёд. Вид отступающей немецкой армии, вид бегущих «повелителей мира» грел его сердце почище огня костра. Вот они, завоеватели! Бредут толпами, не держа строя, закутавшись в разную рвань; по бокам от шоссе то тут, то там горят костры, языки пламени мечутся и взлетают клочьями; вокруг костров стоят немецкие и румынские солдаты, греют над огнём почерневшие, обмороженные руки, топочут ногами, словно табун подкованных лошадей.