slavjsja_temnaja_vlastiteljnica

Клаус пропал в своей лаборатории, забросив государственные дела и честолюбивые замыслы. Слова, сказанные ему Мизори, когда он наконец смог добиться аудиенции, спрятавшись в бочонке с элем, смогли задеть даже лишённого большинства чувств чернокнижника. Мизори отказалась рассказывать ему о том, как она смогла взять под контроль сердце. Более того, сказала, что такому как он не дано будет им обладать ни через десять, ни через сто, ни через тысячу лет. Принесённые им на поверхность осколки она отобрала, а затем приказала замуровать проход в подземелье. Некоторое время некромант тешил себя надеждами узнать что-нибудь от Гуама, но филин был нем как рыба и ничего ученику Гризельды не сказал. Кроме разве что маленького послания, которое его древняя госпожа оставила на случай, если Бертран вернётся: «Эта сила не для тебя, и она не будет принадлежать тебе ни через десять, ни через сто, ни через тысячу лет».

На удивление тепло принял возвращение Её Величества Джафар. Хотя зариец и не признавался, но ему было больно видеть светлую эльфийку на тёмном престоле. Теперь же всё вернулось на круги своя. Солдаты и челядь стали серьёзнее и расторопнее, доказывая старую истину о том, что чем страшнее правитель, тем лучше исполняются его приказы. Единственное, что смущало сына песков, это весьма недвусмысленные взгляды колдуньи, под которыми главнокомандующий чувствовал себя девственником на чёрном шабаше. Не то чтобы он чурался женского внимания, но вот тощих дев не переносил совершенно, о чём успел сообщить Её Величеству не раз и не два и не три. Однако последнее лишь раззадорило элементалистку.

Но больше всех был рад возвращению Торвальд никто иной как министр общественных связей Валиант Торблет. Уставший от безнаказанности и вседозволенности чиновник расчувствовался так сильно, что при первой встрече едва не задушил девушку в объятьях, напрочь игнорируя все исходящие от той угрозы и предупреждения. Им было сказано столько комплиментов и дано столько обещаний, что будь они в Клавендхольме, его бы избрали сенатором. Когда же дошла очередь до бригады массажистов, Мизори окончательно растаяла, позабыв даже о поджидавшем её в погребе бочонке эля. Впрочем, лишь на секунду.

На полную реабилитацию Торвальд ушли долгие три дня. Колдунья с большим трудом смогла взять под контроль вновь разгоревшиеся в полную силу эмоции и инстинкты. За это время министры и советники подготовили город к возвращению монарха, и теперь могло показаться, будто жизнь в Парараксе вновь течёт своим чередом. Однако некоторые вещи ещё напоминали о пережитых событиях. Во-первых, идущий из выреза элементалистки к самой шее длинный шрам. Разумеется, первосвященник Эстебано со временем залечит его, но пока он заботился о раненых солдатах, а Мизори хоть и дорожила своей внешностью, но не считала её важнее чужой жизни, пусть даже это жизнь простолюдина. Во-вторых, так и не оправившаяся от последствий правления Мерль. Эльфийке стало лучше и глаза её сияли счастьем, порой она даже вставала с кресла и могла сделать несколько шагов, опираясь на трость, но до полного исцеления было ещё очень далеко. И всё-таки что-то беспокоило остроухую пленницу. После возвращения Мизори стала вести себя несколько странно – она уклонялась от разговоров и расспросов, всячески избегая темы своего посмертного существования. Было ли это проявлением недоверия? Видимо, нет. Они по-прежнему могли болтать с эльфийкой о ерунде, подшучивать друг над другом и устраивать совместные водные процедуры. Мизори с интересом слушала историю о том, как они с Гюнтером и Клаусам нашли подземелье и как чёрный маг оказался учеником Бессердечной Гризельды. Она искренне смеялась, когда Мерль изображала толстого кабацкого министра, бьющегося с зомби, и не менее искренне благодарила эльфийку, когда история доходила до момента возложения на себя обруч с гербом Параракса. Вот только стоило зайти речи о том, что в это время делала Миз, на смуглом лице возникало выражение холодной отстранённости. Только на седьмой день девушка вместо извечного молчания произнесла слово. Лишь одно: «Идём».

На дворе был ещё полдень, впереди ждало немало государственных дел, однако Мизори объявила министрам, что собирается в лес. Видимо, прятаться от работы, подумал Валиант, со вздохом осматривая стопку неподписанных указов. Работа не волк и в лесу госпожу точно не найдёт.

Девушки спустились в конюшни и Юникхорн недовольно фыркнул при виде магессы, а когда та протянула руку, чтобы потрепать его по гриве, одёрнул голову.

- И всё же мне удалось на тебе покататься, – игриво бросила она, садясь на кобылу под инвентарным номером девять. – Всегда мечтала покататься на единороге. Впрочем, если бы знала, как вы выглядите, то наверное не мечтала бы. Слушай, давай хоть в белый цвет тебя покрасим?

Юникхорн повёл длинными ушами, игнорируя колкость. Он бы очень хотел сказать что-то хорошее девушке, приютившей его и эльфийку в своём замке, но единороги не умеют врать. Поэтому они так немногословны.