Славное море. Первая волна

Девочка вдруг вспомнила что-то и убежала.   Через минуту она вернулась и поставила, теперь уже перед Геной, ботинки.

— Я совсем забыла, что они у меня с дырой, сделай С ними что-нибудь.

Гена осмотрел правый ботинок, задумчиво покачал головой.

— Ничего себе дыра: головка совсем оторвалась. Го­рит на тебе все.

— Тут все по шву, — старалась уговорить его На­дя, — папа сразу бы сделал.

Отец не был профессиональным сапожником, но всю обувь чинил дома сам. Гена пожалел, что мало пригля­дывался к его работе. Теперь до всего нужно доходить самому.

Анна Ильинична молча принесла из чулана суровые нитки. Гена скрутил из них несколько концов, навощил варом. Получилась дратва. В старом ящичке отца нашел пучок щетины. В конец каждой дратвины вплел по длин­ной гибкой щетинке. У сапожников эти щетинки выпол­няют роль иголки.

По-мальчишески посапывая носом, он неторопливо и сосредоточенно натягивал разошедшиеся края кожи и ловко прокалывал в них дыру. Потом брал щетинки, которые держал во рту, просовывал их в отверстие на­встречу друг другу и за ними продергивал дратву.

Шов получался двойной, крепкий и ровный, как на швейной машинке. Гена шил, ни на кого не оглядываясь, п с каждым стежком радовался своей рабочей удаче.

Надя сидела на корточках и, наклонив черноволосую голову, терпеливо следила за работой брата.

Он увидел ее чуть насупленные густые брови и, ус­мехнувшись, спросил:

— Что смотришь? Думаешь научиться?

Она приложила палец к губам и не сразу, по-взрос­лому сокрушенно, сказала:

— Не выйдет у меня.

Не полнимая головы, он басовито ответил:

— И не надо, не девчоночье это дело. Вон у мамы шить учись. Ей одной на нас не наготовиться — большие стали.

Кончив работу, внимательно осмотрел ботинок. По­ставил его перед сестрой и спросил:

— Так ладно будет?

— Ой, хорошо! Спасибо, — обрадовалась девочка и понесла ботинки чистить.

Не успел Гена убрать свой небогатый сапожный прн-нас. как Надя вернулась с начищенными ботинками. Но радости на лице ее уже не было.

— Гена, можно тебя попросить еще об одном,— чуть слышно сказала она, потупясь.

— Что спрашиваешь? Говори сразу.

— Починил ты ботинки хорошо... Только когда начнешь работать, купи мне с первой получки новые. Ну, пусть не ботинки, а сандалии, а только новенькие... Всем девочкам купили, а я одна...

На лбу Гены легли две глубокие продольные мор­щины. Черные брови опустились ниже и плотно сошлись у переносицы. Раньше это все требовали от отца. Теперь Надя спрашивает у него. Скоро спросит и мама, а ему уже спросить не у кого. Значит, надо скорей искать ра­боту.

— Ладно, куплю, — решительно сказал он, сматывая остатки дратвы в клубочек. Хотел прибавить: «Кто же тебе еще купит?» — но сдержался.

— Можно и не с первой, а со второй, — сказала Надя.

— Обязательно купим с первой. И ботинки и санда­лии. Будешь ходить не хуже других. Одна ты у нас.

На следующий день Надя уехала в лагерь, и в ма­леньком доме Серовых стало совсем тихо.

II

...Дав обещание сестре скоро обуть ее в новые баш­маки, Гена уже не мог откладывать день устройства на работу. Но куда пойти? Раньше он как-то не готовился к этому, надеясь идти учиться дальше. А теперь надо решиться. Решиться раз и навсегда. И тогда всю жизнь или благодарить или ругать этот день.

Попробовал посоветоваться с матерью.

— Любое дело кормит человека, Гена, — сказала Анна Ильинична, любуясь сыном, во всем напоминав­шим отца. — Только лучше, если ты выберешь дело по душе. Вот у меня оно маленькое, а сделаю все к поло­женному часу, и на душе светло, как в чистых комна­тах. Директор как-то сказал: «От вашей чистоты, Анна Ильинична, мне каждый день воскресеньем кажется». Потом зарплату прибавил. Про зарплату я-то уже за­была, а вот слов его забыть не могу.

Сама посветлела лицом, глянула на свои натружен­ные, в выпуклых венах руки.

— Войдет твоя душа в дело — оно хорошим будет. Руки от него не оторвешь. А не войдет — не жизнь, а мука будет.

Мать ушла на работу, Гена остался один. А через ми­нуту, шумно шаркая ногами, вошел Митя Быстров. Стрельнул озорными глазами.

— Ты один?

И, не дожидаясь ответа, спросил:

— В какой институт мне подать заявление? Сел на табуретку, кинул руки на стол.

— Прямо голова кругом идет.

Гена опустился на скамейку у противоположного конца стола и никак не мог понять тревоги приятеля.

— Иди, в какой хотел раньше.

— А я еще   и   не хотел, — простодушно признался Митя и смущенно захлопал короткими светлыми ресни­цами. — Ждал, когда получу аттестат.

— Тогда иди работать.

— Работать это потом, если провалюсь. А пока по­пробую куда-нибудь поступить.

И вдруг поняв, что все говорит только о себе, спро­сил:

— Ну а ты как?

— А я собираюсь работать. Думаю, куда бы по­даться.

— Подумаешь, печаль. Куда ни пойдешь, везде при­мут.

Он бегло перечислил много мест, где можно найти интересное дело.

Гена и не представлял, что в их маленьком городке столько производственных предприятий.

— У тебя почти рядом кожевенный комбинат, — продолжал Митя.—-Там всякой работы до черта.

— Можно и на комбинат, — согласился Гена. — Са­пожным делом я уже занимался. Надьке ботинки почи­нил — не нахвалится.