Славный дождливый день

Мог бы взять и другую карту, любую, один леший, какую, да остановился на этой. А что с ней делать? Что еще говорила цыганка тогда, в его теперь уже отдаленном детстве? Не цыганка — местная женщина… Ее привели в заводской барак с окраины города к одной из жилиц. У той будто бы неизвестно куда утек муж, оставил записку: «Прости. Не ищи…» Летний вечер был душен, и гадалка витийствовала в палисаднике, как раз под их окном. Вокруг сколоченного из досок стола, на который она метала карты, собрались болельщицы, — женская половина барака. Он, Иванов, худосочный подросток с большой, вытянутой тыквой головой, с хохолком на затылке, наблюдал сверху, навалившись грудью на подоконник. Гадалка раскладывала карты (кажется, парами, следует это учесть!) и сопровождала каждый ход заклинаниями, похожими на заученные фразы из книг…

Иванов добавил к червовой восьмерке шестерку бубен и, предъявив карты бабе Нюре, многозначительно известил:

— Нечаянный разговор!.. Ну так и есть. У нас ведь с вами разговор и незапланированный, верно? Значит, нечаянный… Посмотрим, что дальше. — Иванов скинул еще две карты и взял девятку треф, картинок он, и сам не зная почему, пока избегал. — Казенный дом!.. Помнится, вы говорили, Василий — шофер? Значит, это его автобаза. Как видите, мы приближаемся к вашему сыну.

В дверь коротко стукнули и, не дожидаясь разрешения, в комнату вторгся коренастый плешивый мужчина в заношенной кожаной куртке некогда черного цвета, — хозяин, сдавший комнату Ивановым. Его распирало от сдерживаемого смеха, он раздулся, как пузырь.

— Говорят, здесь читают судьбу? — спросил он игриво и подмигнул Иванову.

— Да вот!.. — радостно подтвердила баба Нюра. — Ты садись. Места хватит!

— Артур Кузьмич, — подал голос Иванов. — Вы нам, как бы сказать, мешаете. Я потом к вам зайду. И погадаю вам.

— Мне? — испугался хозяин. — Не надо. Понял. Ухожу. — И выставив как щит, широкие темные от въевшегося машинного масла ладони, ретировался, закрыл за собой дверь.

— Так он же сосед.

Старуха попыталась заступиться, но Иванов прикрикнул:

— Баба Нюра! Кто гадает? Вы или я?

— Ты, ты, — поспешно заверила старуха и обескураженно притихла.

«И впрямь я развел церемонии. Скорее к цели», — подстегнул себя Иванов.

— Он каков, Василий? Брюнет? Блондин?

— В отца весь. Темненький. Такой же.

Иванов сбросил несколько карт. На спину лег и с достоинством уставился в потолок вальяжный трефовый король. Василий? Ну уж нет, этому типу в пору не скипетр и держава, а кружка пива в одну лапу и в другую вяленый лещ… Валет ему в самый раз… Хотя бы этот. Тоже из масти треф… Ну чем не искатель приключений? Лихо заломлен берет, в глазу нахальный огонь, и левый фатоватый ус короче второго. Иванову казалось, что он таким и представлял сына бабы Нюры.

— А вот и он, собственной персоной. Ваш сын! Жив и невредим!

— Неужто Вася? — вспыхнула, засияла баба Нюра, потянулась через стол к валету.

— Можете убедиться сами. — Иванов вручил карту, довольный легким успехом.

— Да разве это Вася? — ахнула баба Нюра. — Тут кто-то другой! — И поспешно вернула валета, будто карта обжигала пальцы.

— Он! Он! — Иванов зачем-то пытался всучить карту старухе, а та прятала руки за спину.

— Да не он! Не он! Сейчас я тебе покажу. — Она, словно только и ждала повода, кинулась к облупленному комоду, любовно принесла, положила перед Ивановым фотоснимок. — Вон он какой, Василий-то!

Иванов был разочарован. Скуластый бабкин сын не соответствовал образу лихого авантюриста. Простоватый Василий таращился куда-то, за плечо Иванова, видать, добросовестно ел глазами точку, которую обозначил в пространстве фотограф: смотрите сюда!

— Смешно думать, будто карта и снимок это одно и то же, — пристыдил Иванов и себя, и соседку. — Баба Нюра, валет — ипостась вашего сына, его карточный символ.

— Э-э-э, у символа-то твоего… у… как ее… ипостаси этой усы, а Вася без них… — в тон ему хмыкнула старуха, мол, ее не проведешь. — Усы, говорит, ростят те, у кого большой нос. Чтоб скрасить!

— При чем тут усы? — подосадовал Иванов. — Символ может отращивать все, что ему заблагорассудится. Хочет быть толстым, худым, с коротким носом, его право. Смотрите! — Он разбросал по столу остаток колоды, нашел червового короля, но тут же его отложил (нет, он не ставит себя выше старухиного сына, не высокомерен) и взял бубнового валета. — Мы похожи?.. А между тем это я!

— Ой! Скажешь! — Баба Нюра прыснула в иссушенный кулачок.

— Да, да, — жестко подтвердил Иванов. — Так принято считать. И мы с вами будем считать. Нравится нам или нет. Это я, а это… — Он снова вооружился трефовым валетом. — Василий.

— И берет я такой ему купила, а он говорит: «носить, мама, не буду, я, — говорит, — не желудь», — пробормотала старуха.

— Баба Нюра! Я не навязывался в гадалки! Вы попросили сами. Даже вынудили меня! А коли так, молчите и слушайте! — рассердился Иванов.

— А я и слушаю, слушаю, — заверила старуха.

С таким трудом налаженная система доказательств рухнула, поистине, словно карточный дом! Ради какого лешего он затеял этот балаган? Мало ему своих забот?