– Был у меня приятель, Мишель… – снова заговорил Алекс. – Мишка. Еще в гимназии с ним учились. После в артиллерийское училище вместе поступали, а после и в академию. Я его не приятелем, а братом считал, если говорить откровенно. А невесту его – сестрой. Покуда из сплетен не узнал, что этот самый «брат» тайком от меня и невесты навещает одну актрису. Женщину, которую я любил больше жизни. Этой рукой я целился Мишке в сердце. И, ей-богу, убил бы, если б он не ранил меня так, что более я револьвер держать уже не мог.
Кошкин обернулся. Оставил папиросу и долго смотрел на него серьезно и вдумчиво.
– Сплетням не всегда можно верить, Алекс. Языком трепать – не мешки ворочать, сами знаете. Даже если она и актриса. Я бывал знаком с актрисами, которые куда порядочней и чище иных благородных девиц.
– Да – но не Милли, – сухо отозвался Алекс. – Я простил ее, умолял оставить сцену и стать моей женой – а она ответила, что у нее гастроли в Париже. Что ей некогда. Сетовала, что как же я стану содержать дом и жену, ежели у меня больше ничего нет. И добила, сказав, что с Мишелем у нее все было не всерьез, что теперь она любит толстосума-купца, известного театрала, который и устроил ей эти гастроли. Собственно, она уехала в Париж, а я уехал сюда.
Этой истории Алекс никогда прежде не рассказывал. Даже себе самому, кажется, не излагал события столь честно. Но и пожалеть, что сказал Кошкину, ему не пришлось: тот его понял. Не стал говорить ничего, но кивнул едва заметно и дружески хлопнул Алекса по плечу.
А после Кошкин вдруг резко обернулся к окну – снова. Окна столовой выходили на фасад, и в свете ярко горящей вывески Алекс сейчас разглядел женскую фигурку без верхней одежды и головного убора, закутанную только в шаль. Ирину. Она ежилась от холода и что-то несмело отвечала незнакомому Алексу мужчине. Огромный, как дубовый шкаф, в волосатой длинной шубе, он активно жестикулировал и что-то пытался Ирине втолковать.
– Нам стоит вмешаться, Степан! – тотчас разозлился Алекс.
– Не стоит, – предупредил Кошкин. – Он ее муж. Законный. Она из Перми от него уехала, и он за нею. Вреда от него нет, однако часами стоит и на ее окна смотрит.
– Мерзкий тип…
Кошкин сам был как струна напряжен, и Алекс видел, что тот не сводит глаз с парочки у крыльца. А когда тип взмахнул руками слишком уж резво – Кошкин немедленно дернулся. Шагнул к стене и щелкнул переключателем электрического света. Ярко вспыхнула лампа под потолком, осветила всю столовую – тогда-то и Ирина, и тип одновременно повернули головы в их сторону. Тип сию минуту стушевался, сник, мелко попятился назад – и как призрак растворился в темноте.
А Ирина, теперь еще больше похожая на романтическую героиню, с полминуты смотрела на них – на одного Кошкина, точнее. А потом быстро юркнула за дверь отцовского дома.
Зато Кошкин более к инциденту не возвращался ни словом, ни, кажется, и мыслями. Сунули под голову храпящему Виктору подушку, укрыли пледом прямо здесь, в столовой, после коротко распрощались с доктором Алифановым, который все еще сидел в кабинете – и покинули дом.
Возвращаться в дедов особняк Алексу не хотелось, да Кошкин и сам позвал приятеля к себе, благо его съемная квартира располагалась гораздо ближе. Там хорошенько умывшись, разомлев от сладкого горячего чая, Алекс снова вернулся к начатому когда-то разговору:
– Так что же Ирина Владимировна и есть ваша femme fatale, властительница ваших дум? – полюбопытствовал он.
Кошкин отозвался легко и, судя по всему, искренне:
– Нет, уверяю вас.
– Однако ж судьба ее вам не безразлична, это очевидно, мой друг. Должно быть, та ваша женщина тоже замужем?
– И снова нет: она вдова. Когда… я вынужден был сюда уехать, мы с нею условились, что она приедет следом. Было это полтора года назад.
Алекс пожал плечами:
– Положим, полтора года не так много, чтобы распорядиться имуществом, привести дела в порядок да сюда к вам добраться. До наших мест ведь даже железная дорога толком не построена.
– Положим… но от нее и писем нет. Ни единого.
– Быть может, она адреса вашего не знает? Вы сами-то писали ей?
Кошкин резко дернулся, будто его ошпарили:
– Нет. И не стану, ни к чему это. Пустой разговор, Алекс, оставим. Все к лучшему, что не приехала: нечего ей здесь делать.
Алекс посмотрел на него искоса: каков гордец, ишь ты…
Ежели бы Милли пообещала Алексу приехать, а сама не ехала – он бы, верно, писал ей по три письма на день. Вся почта России на него одного бы работала. Так что, быть может, и хорошо, что Милли изложила свои соображения предельно четко. От нее Алекс уж ничего не ждал, и ни на что не надеялся.
А вот Кошкину не позавидуешь. Он оттого, наверное, и Ирининых заигрываний не замечает, что все ждет чего-то от своей femme fatale. Хуже нет, чем полжизни ждать – и не знать, дождешься ли.
После, когда Алекс уже устроился и расстелил нехитрую постель на диване в гостиной, Кошкин еще раз заглянул с вопросом:
– Скажите-ка, заколка все еще у вас?
– Разумеется.
Алекс с готовностью отыскал ее в кармане сюртука и отдал Кошкину. Тот на сей раз украшение забрал. Объяснился: