След белой ведьмы

– Оно, оно! – закивала Ульяна. – Доктор говорит, оттого и с глазками беда. А люди-то сами знаете, какие бывают. Машенька от их детишек всего-то тем отличалась, что волосики белые, да что на солнце стоять ей нельзя. А они уж как только не называли за то… И ведьмою, и смертью белой. И меня кляли по всякому, что еще в младенчестве от Машеньки не избавилась. А уж когда у соседки ребятенок слег – ох, что началось… Шагу ступить не давали ни мне, ни Маше. Говорили, сглазила она. Здоровье чужое украсть захотела.

Ульяна снова вздохнула, тяжело, глубоко. Смахнула со щек слезы и потуже затянула концы платка.

– Уехали мы оттуда вскорости. Родилась я в том селе да выросла, там родители мои похоронены, и муж, и дочка старшая – но уехали. Здесь вот обосновались. Здесь и к городу поближе, и мне работа нашлась. Люди нас приняли, слава Богу. Подруги, говорите?.. – с тоской вспомнила, наконец, Ульяна вопрос Кошкина. – Нет, не было у Машеньки подруг. Ребятенком-то она такого нагляделась от одногодок, что с тех пор и на молоко дула – сторонилась всех.

– Даже в школе с другими учительницами не сошлась? – уточнил Кошкин.

Ульяна неуверенно дернула плечом:

– Из школы приходила к ней дважды или трижды девица одна. Нюрой, что ли, назвалась. Не помню, вы уж простите… Ох, еще ведь Пашенька была! Но то не подруга – ученица бывшая. Сиротка бедненькая семнадцати лет, тоже учительницей хотела стать – как Маша. Маша-то в Перми курсы оканчивала, вот и Паша туда хотела. Жить ей было негде, вот Машенька и уговорила меня пустить девочку к нам. И с науками ей помогала.

– А сейчас эта Паша где?

– Так уехала! Из Перми, из гимназии какой-то хорошей вызов ей пришел – она и уехала. У меня и адрес остался, потому как Машенька все думала в Перми ее навестить. Не успела Машенька… Паша ведь как раз в июле и уехала. Нужен адрес-то?

Адрес Кошкин, конечно, взял: оказалось даже, что Пашенька – Прасковья Денисова – съезжала внезапно, второпях и оставила в Машиной комнате приличное количество своих вещей. Среди них отыскалось и пара писем из Пермской гимназии.

– Мать, конечно же, не все про дочку знает, – поделился Кошкин с Алексом, едва покинули дом. – Задушевный друг у нашей учительницы наверняка имелся.

– Потому что она принялась поздно домой возвращаться? – скептически уточнил Алекс.

– И поэтому тоже. Но матери о таком не расскажешь, а вот подруге – вполне. Маша пропала в начале августа, а в июле ей подарили брошку – когда Денисова еще жила в доме Титовых. Да не просто в доме, заметьте, Алекс, а в одной комнате с Машей. Если мужчина был – Денисова обязательно о нем знает или догадывается.

– Нужно ехать в Пермь? – сам догадался Алекс.

– Нужно. Но это мне нужно – вам не обязательно.

– По делам наследства мне в губернский город так или иначе ехать придется. Вы мне непременно сообщите, как соберетесь.

Кошкин кивнул.

Перед тем, как уехать, заглянули, разумеется, и в школу – где сказанное Ульяной Титовой только подтвердилось. Ни подруг, ни приятельниц у Маши здесь не было. Спустя три года ее даже вспомнили не сразу. Нюру6 найти не удалось – нашлась только Анна Васильевна, молодая слишком заносчивая учительница, которая Машу хоть и сумела вспомнить, но нового ничего не рассказала.

Уже в санях, летя с ветерком, Кошкин искоса поглядел на смурное лицо Алекса. Молвил, пытаясь растормошить приятеля:

– Уж больно долго вы фотокарточку учительницы разглядывали. Влюбиться не вздумайте.

Тот шутить бы не намерен. Однако помолчав, Алекс все же заговорил сам, с нотками стеснения в голосе:

– Вам не показалось, Степан, лицо Маши знакомым? Будто видел я ее где-то… Может, на Лизу похожа, нет?

Кошкин хмыкнул. Он взглянул еще раз на одолженную у матери фотокарточку и твердо ответил:

– Нет. Елизавету Львовну раз увидишь – не забудешь. Я не только про характер и… кхм манеру себя вести. Лицо у вашей невесты очень примечательное: скулы высокие уральские, носик вздернут, глаза огромные, с необычным разрезом. С Машей Титовой ее роднят разве что светлые волосы да очки. Но в наше время это уже и не в новинку, чтоб барышня очки носила.

– Вы правы… – согласился Алекс, но мрачность его не развеялась.

Что-то его мучило, и Кошкину это не нравилось.

С чего он вообще выдумал, будто убитая учительница похожа на Кулагину? Дочка городского головы, конечно, не дурна, но иначе как хорошенькой ее не назовешь. Обычное лицо уральской девушки. С Ириной у них и то больше общего. Фотокарточка же, хоть и была неважного качества, но и по ней видно, что у Маши Титовой черты лица гораздо более правильные да строгие. Ничего общего.

Так причем здесь Лиза?

Или Алекс чего-то недоговаривает?..

По возвращению в город, оба разъехались по своим делам. Алексу предстояло готовиться к званому обеду, на котором он официально собирался просить руки девицы Кулагиной – Кошкин же отправился в свой околоток. Бумаги в этот раз готовил наскоро, ибо не сомневался: Образцов снова откажет в возбуждении дела. Так и вышло.