– А я говорю, именно так всё и было! – рассказывала Дарина полушёпотом, бурно жестикулируя.
Мы стояли во дворе того, что когда-то было загородным коттеджем Жаклин Голд. Ворота были открыты, вокруг сновали рабочие и просто прохожие, пожелавшие помочь с расчисткой завалов. Даже журналистов никто не прогонял – они могли фотографировать обуглившиеся стены сколько угодно.
С момента пожара прошло пять дней, а в воздухе всё ещё витал устойчивый запах гари.
Коттедж спасти не удалось, но прилегающая территория не пострадала. Жаклин всё ещё находилась в больнице – после похорон сына ей стало хуже. С ней сейчас была вернувшаяся из Германии Инга. Андрея тоже пока не выписали из инфекционного отделения, так что работой руководили Фёдор и Войнич. Спортсмену, подозреваю, эта роль была не по душе, но он так и не осмелился рассказать Жаклин правду о сыне, а потому отказать ей в небольшом одолжении не смог.
– Ты мне не веришь? – насупилась Даша.
– Верю, тебе приснился сон, что же тут невероятного?
– Он приснился мне за ночь до случившегося! Я видела, как по дороге на большой скорости неслась синяя «девятка». Как перед ней, словно из-под земли выросла Марта, и машина резко слетела с трассы и врезалась в дерево. Это она его убила, Злата! Она, говорю тебе!
– Даш, я ничего не отрицаю, но правды мы в любом случае уже никогда не узнаем.
Рядом с нами остановилась Галина. Она с тоской смотрела на пепелище и причитала:
– Беда-то какая! Сколько горя сразу! И мальчик наш погиб, и дом сгорел! А я как чувствовала. – Она оглянулась на нас, словно приглашая в слушатели, и продолжила: – Роза китайская, что Жаклин посадила, когда Богдан родился, ещё пару месяцев назад чахнуть начала. Я её уже и пересаживала, и удобряла – ничего не помогло. Завяла красавица. Вон она стоит, мы её неделю назад в сад вынесли.
Я подошла к кадке с поникшим гибискусом и провела ладонью по листьям и земле. В растении почти не осталось жизненных сил. Удивительно, оно действительно уходило вслед за тем, для кого было взрощено. От земли шёл характерный специфический холод.
Я невольно поёжилась – вот и причина.
– Галина, вы землю для цветка где брали, не на кладбище, случайно? Земля с могилы домашние растения убивает.
– Да вы что?! – всполошилась женщина. – С какой могилы? Я в саду её выкопала, вон под тем дубом возле беседки!
Мы с Дариной переглянулись и поспешили проститься с женщиной.
– Это то, о чём я подумала? – Глаза Дарины заблестели.
– Не знаю, я мысли читать не умею, но в горшке точно земля с могилы. Войнич, можно тебя на минутку, – подозвала я проходившего мимо спортсмена.
Он должен был только присматривать за ходом работ и отдавать распоряжения, но включился в процесс наравне со всеми. В старой одежде, перепачканный сажей, после всех этих строгих классических костюмов, спортсмен выглядел довольно забавно. И что особенно приятно – в мою сторону больше не косился недобро, не усмехался криво и не грубил. Совсем… ни разу с того рокового вечера.
– Можно и на десять. – Он вытер пот со лба и… улыбнулся. А я невольно напряглась. Эти его улыбки – ещё одно новшество, к которому я пока не привыкла. – Слушаю.
– М… м… только не пугайся, нам лопата нужна и грубая физическая сила, кое-что выкопать.
– Надеюсь, клад? – насторожился Алан.
– Не-а, скелет, – с энтузиазмом возразила Дарина. – Старый-престарый, как в музеях!
Его лицо вытянулось, в голосе зазвучало страдание:
– Опять? Мелихова, ты без них не можешь, что ли?!
– Со мной не соскучишься, правда? Ждём тебя с лопатой возле беседки!
Скелет действительно нашёлся. Мы с Дариной точно знали, кому он принадлежал. Я опустилась прямо на землю и протянула ладонь над останками.
«Ну же, Марта, открой свою тайну, расскажи, чего ты добиваешься!»
Её история была почти зеркальным отражением судьбы Богдана. В семье родился ребёнок-гермафродит. Сороковой год – ни о каких корректирующих операциях тогда и речи не шло. Родители эту физиологическую особенность просто не афишировали, растили отпрыска как мальчика. После войны переехали с ним сюда, в Подмосковье, и жили, как тысячи других простых рабочих семей.
Потом ребёнок стал подростком и буквально на глазах… начал превращаться в девочку – наметилась грудь, появились менструации. Переезжать не хотелось – отец уже был председателем колхоза, вот и придумали они эту историю с дифтерией. Мол, сын умер, его похоронили на родине, а чужую девочку удочерили. Так появилась Марта.
Подмены никто не заметил: Марта к тому времени переболела оспой, и лицо её было обезображено некрасивыми отметинами, отросли волосы, да и не общалась она ни с кем, молча страдая от своей «ненормальности».
Убивать начала по той же причине, что и Богдан: от неразделённой любви и осознания того, что никогда не сможет иметь данного ровесницам – семью, детей, счастье с любимым человеком.