– Я, сударь? С острова Клепт, вот откуда. Да, не спорю, далеко забрался, да и история, что меня сюда привела, весьма запутанная. Все из-за жены и дьявольских проделок Опоннов. Если вдруг истории у нас закончатся, могу вас развлечь на ночь-другую…
– Воистину, – сухо ответил Смертный Меч, положив руку в перчатке на сверкающую рукоять, но на этом все и завершилось; он снова уставился перед собой, сидя в седле.
– Ради спасения собственной жизни? – довольно-таки язвительно спросил Арпо Снисход.
Господин Амбертрошин поднял густые брови:
– У вас от меня случится несварение желудка, сударь. Можете заболеть и помереть. К тому же осмелюсь утверждать, данток Кальмпозитис, могущественная женщина, владеющая, по слухам, чародейским искусством, будет крайне недовольна, лишившись своего слуги.
Проводник уставился на него, вытаращив глаза:
– Чародейским? Данток? Я ничего такого не слышал…
– Уверен, это только слухи, – улыбнулся господин Амбертрошин, затягиваясь трубкой.
– Что означает «данток»? – осведомился Арпо.
– Понятия не имею, – ответил кучер.
– Что?
– Полагаю, это нечто вроде титула. – Он пожал плечами. – Во всяком случае, похоже, но, поскольку я в этих делах не разбираюсь, точно сказать не могу.
Арпо Снисход диковато огляделся вокруг.
– Эй, кто-нибудь? – крикнул он. – Кто-нибудь слышал про такой титул? Апто, ты вроде бы из местных? Что такое данток?
– Точно не знаю, – признался судья. – Боюсь, я особо не обращаю внимания на подобные вещи. Да, данток Кальмпозитис достаточно известна в городе, ее воистину уважают и, возможно, даже боятся. Насколько я понимаю, она разбогатела на торговле рабами.
– Итак, «Аномандарис»! – завопил Борз, отчего вздрогнули все три лошади (но не мулы).
– «Аномандарис»! – крикнул стервятник, отчего вздрогнули все остальные (но не мулы).
– Верно, – сказал Крошка. – Давай, Нервен.
– Сейчас! Внемлите же моим прекрасным словам! В этой песне излагается предпоследняя глава «Убийства Драконуса»…
– Ты, наверное, имел в виду – последняя, – сказал Апто Канавалиан.
– Что?
– Извини, что прервал, Борз. Продолжай.
– «Убийство Драконуса». Итак…
Он откашлялся, будто надевая своеобразную маску, свойственную большинству поэтов, а затем перешел к зычной декламации, каковой они, вероятно, учатся один у другого в течение многих поколений. Что я имею в виду под зычной декламацией? Естественно, стремление вложить смысл и значение в любое клятое слово, придавая ему вес, даже когда это не требуется. Есть ли что-то более раздражающее (и усыпляющее), нежели поэтическое чтение?
– Боги, Нервен! – рявкнул Калап Роуд. – Изначальный автор не был рабом рифм, а твои рифмы просто чудовищны! Просто пой так, как пел бы Рыбак Кельтат, и избавь нас от своего варианта!
– Ты просто завидуешь! Благодаря мне версия эпической поэмы Кельтата ныне доступна всем, даже детям! В этом-то и весь смысл!
– Это история предательства, кровосмешения и убийства! Зачем, ради всего святого, петь ее детям?
– В наше время только стариков вроде тебя способно что-либо шокировать! Вечно вы цепляетесь за идеалы!
– Неудивительно, когда идиоты вроде тебя поют подобное невинным детям!
– Их нужно заинтересовать, Калап. Похоже, ты так этого и не понял, даже выступая перед взрослыми. А теперь помолчи и придержи свое мнение при себе. Мне нужно петь дальше!
– Погоди, поэт, – сказал Крошка. – Похоже, ты пропустил строфу.
– Что? Проклятье, верно!
– И хотелось бы заодно чего-нибудь позабавнее.
– Позабавнее? Но это вовсе не забавная история!
– Чур, я беру его мозги, – сказал Мошка. – Со всем жиром.
– Хватит с тебя и половины, – возразил Блоха.
– Погодите! Сейчас, сейчас…
– Чтоб тебя, поэт, – проворчал Тульгорд Виз. – В склепе Драконуса был шкаф?
– Нужно же было им где-то прятаться!
– От кого, от мертвеца?
– Он просто спал…
– Кто спит в склепе? Он что, был заколдован? Проклят?