– Только обещание, Услада. Освободить тебя от их оков до того, как закончится это путешествие.
– Боги, это что, какая-то зараза? Ты – и обещания женщинам. Тайный порок, который, как тебе кажется, удается скрывать…
– Я ничего не скрываю…
– Отвага и уверенность в себе – лучшая маскировка. – Услада покачала головой. – К тому же подобное свойственно прыщавым подросткам с ломающимся голосом. Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать, что к чему.
– В самом деле?
– Никогда не обещай спасти женщину, Блик.
– Вот как? И почему же?
– Потому что, если у тебя ничего не выйдет, она навеки проклянет твое имя, а если все вдруг получится, она точно так же будет на тебя обижена. Глуп тот мужчина, который рассчитывает на любовь в обмен на чувство долга.
– И это касается только мужчин?
– Нет, конечно. Но я имела в виду тебя.
– Того самого глупца?
– Именно тут терпят крах все мои теории – те, что касаются тебя, Блик. У тебя явно что-то на уме.
– Помимо простого стремления выжить?
– Никто тебя не убьет. Ты об этом позаботился.
– Правда?
– Ты заманил в ловушку меня и Борза, использовав того престарелого придурка, Калапа Роуда. Ты подцепил на крючок Пурси Лоскуток. Теперь же ты опозорил Тульгорда Виза, и он нуждается в тебе живом, чтобы доказать твою неправоту. – Она взглянула на Крошку. – И даже мой братец попался в сети, хотя он не настолько глуп, как может показаться. Как и Стек, он прислушивается к твоим словам, веря, будто в них есть некая тайна. Твоя магия – так ведь ты ее называешь?
– Не могу представить, какие из тайн, которыми я владею, могли бы им всем хоть сколько-нибудь пригодиться.
Услада снова фыркнула:
– Если кто-то и хочет, чтобы ты замолчал навеки, так это, вероятно, господин Муст.
Что ж, в этом она, бесспорно, была права.
– Так ты хочешь освободиться от своих братьев или нет?
– А ты хитер, Блик. Почему бы и нет? Освободи меня, прекрасный герой, и получишь мою благодарность и презрение на веки веков.
– Услада, то, как ты поступишь со своей свободой, – исключительно твое дело, и меня не волнует твое отношение к тому, каким образом она тебе досталась. Меня же самого вполне устроит роль свидетеля, вроде доброго дядюшки…
– Прошлой ночью ты тоже был для меня добрым дядюшкой?
– О нет, этого бы я не сказал, Услада. – Взгляд мой упал на круглое лицо Крошки, казавшееся во сне почти детским. – Ты уверена, что твой братец спит?
– Если бы он не спал, у тебя уже была бы сломана шея.
– Пожалуй, ты права. В любом случае уже поздно, Услада, а завтра нам предстоит долгий путь.
– Да, дядюшка.
Посмотрев, как она идет к своему спальному месту, я направился в противоположную сторону, размышляя о мириадах граней человеческой природы. Над моей головой, подобно вестникам мрачных мыслей, кружили мотыльки, которых я небрежно отгонял прочь. Луна повернулась своим запятнанным ликом к востоку, будто подмигивая сквозь муть. Где-то справа от меня, затерянная в тумане, что-то напевала Пустелла, бродя в ночи, как и подобает неупокоенным.
Есть ли что-то более удручающее, чем семья? В конце концов, мы не выбираем себе родных, и даже вступление в брак обрекает нас на появление целой толпы новых родственников, которые собираются, чтобы засвидетельствовать новое смешение крови, а потом напиваются до беспамятства, разрушая все торжество и надолго оставляя после себя недобрую память. Я лично всегда считал, что подобный жест в отношении бесчисленной родни в столь великий день – не более чем отложенное возмездие, и, естественно, сам много раз участвовал в подобном. Каждая новая жена попросту пополняет эту дикую необузданную стаю. Забава может длиться без конца!
Так или иначе, мне было жаль несчастную Усладу. Может, это и в самом деле тайный порок, но я поклялся, что постараюсь ей помочь, а если это станет моим проявлением слабости – значит так тому и быть.
– Блик! – послышался чей-то шепот, заставив меня остановиться.
– Борз?
Из ночной тьмы возник долговязый поэт. Волосы его торчали дыбом, на впалых щеках виднелись царапины от шипов, язык то и дело облизывал губы, а уши дергались от воображаемых звуков.
– Почему никто его не убил?
– Кого?
– Апто Канавалиана! Который не станет голосовать ни за кого из нас. Худший судья, какого только можно представить! Да он недостоин той земли, по которой ступает! Надо его прикончить!
– Именно это попытался сделать Арпо Снисход, дорогой мой поэт, и, увы, потерпел неудачу – возможно, роковую.
Борз Нервен широко раскрыл глаза:
– Рыцарь Здравия мертв?
– Жизнь его здравейшества висит на волоске.
– Чего он и заслужил! – рявкнул поэт. – Кровожадный вонючка! Слушай! Мы можем просто сбежать – этой же ночью. Что нам помешает? Стек куда-то пропал: кто знает, может, попался Красавчику и его поклонницам. Может, они все перебили друг друга там, в пустыне.
– Ты забываешь, друг мой, про Певунов и, естественно, про Тульгорда Виза. Боюсь, Борз, что нам ничего не остается, кроме как продолжать путь…
– А если Арпо умрет, мы ведь сможем его съесть?
– Запросто.
– И возможно, этого хватит. На всех. Что скажешь?
– Вполне возможно. Иди спать, Борз.
Он провел пальцами по волосам.