След лисицы на камнях

Почувствовав, что вот-вот упадет без сил, съела без аппетита тарелку рыбной похлебки и обратила взор к настенным часам. Хрипнуло, скрипнуло, отворилось, и кукушка прокуковала четыре раза.

Птицу Надежда не любила. Кукушка была молодая и наглая, купленная за большие – неприлично сказать, до чего большие – деньги сразу после продажи купеческих развалин. Три миллиона! Надежда до последнего была уверена, что обманут, и где-то в глубине души даже рассматривала такой исход как желательный, понимая, что в образе несчастной одураченной женщины сможет рассчитывать на некоторые преференции от окружающих, а вот внезапно обрушившееся богатство лишит ее даже имеющихся. Быть жертвой необременительно и приятно; к тому же это была знакомая, многократно отыгранная роль. Когда у тебя такая сестра, как Вера, не нужно прикладывать усилий, чтобы выглядеть страдалицей.

Однако Красильщиков не обманул. Ошалев от огромных денег, Надежда приехала на такси во Владимир – барыней! барыней! – и велела остановить возле ювелирного. Так и крикнула таксисту: «Стоооой!» – чувствуя, что некая незримая сила приподняла ее над этими… ну, вот этими… как их, черт! ах да, обслугой! – приподняла над обслугой, никогда не ворочавшей миллионами.

«Чего орешь как три дня недоенная? – спросил таксист без всякого пиетета к ее новому статусу. И прибавил грубо: – Блевать если – выметайся наружу!»

Надежда вовсе не собиралась блевать, хотя перед поездкой, сама не зная зачем, хлебнула портвейна. Всю дорогу, пока ехали до города, в ней вызревала мечта; вернее, Бакшаева насильственно приводила себя в состояние мечтания, скручивая и выжимая безответственную свою натуру, которой хотелось почему-то лишь вернуться домой, добить портвешок и завалиться в постель. Наконец смутно просияло в сознании: кольцо! с бриллиантами! – и Надежда облегченно выдохнула.

Ослеплять, сиять и царствовать!

Она выпорхнула из такси, прочь от хама-водителя, и влетела в ювелирный.

Оказавшийся салоном часов.

Вывески ли она перепутала или же это были происки дьявола, желавшего омрачить Надеждин триумф (сама она склонялась ко второму объяснению), но только в своем дешевом пуховике, в толстых штанах, толстом свитере и сама толстая, Бакшаева оказалась посреди строгой математической безупречности часовых механизмов.

Ей стало не по себе. Страх был сродни испугу маленького ребенка, вдруг попавшего в незнакомое место. К нему присоединился стыд: она все перепутала! Дуреха!

Прохиндей консультант, мгновенно раскусивший эту пьяненькую провинциальную бабу, налетел, закружил, запел сладкоречиво, и десять минут спустя Надежда обнаружила себя на ступеньках магазина с большой коробкой в руках.

Что в коробке, Бакшаева не знала. Все случившееся в магазине изгладилось из ее памяти, как зарастают у детей новыми событиями травмирующие воспоминания. Вернувшись домой, она три дня держала покупку под столом и даже подумывала выкинуть не глядя. Но зашла Капитолина, высмотрела любопытным старческим взглядом ее приобретение, и пришлось пойти на поводу у неотвязной старухи.

Так на стене поселилась кукушка.

Через пару дней Бакшаева вытащила из кармана пуховика чек за покупку. Не меньше минуты осмысливала число в последней строке. Вспомнила, во сколько ей обошлось такси. Объединила две суммы. И физически ощутила, как эта бессмысленная трата лишила ее три миллиона былой безупречности. Блюдце с выщербиной, надкушенный пирог – вот чему отныне была она хозяйкой.

В ужасе Надежда прибежала в банк и попросила открыть такой счет, с которого не могла снять свои деньги без потери процентов. Из банка бросилась в совхоз и умолила принять ее обратно, не замечая, что все только рады ее возвращению. После чего окончательно успокоилась. Теперь, когда ее деньги были надежно защищены от ее собственных посягательств, Надежда Бакшаева снова почувствовала себя богатой женщиной.

– Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку, – противным голосом сказала кукушка.

И сразу раздался стук в калитку.

«Не открою!» – подумала Бакшаева, однако ноги уже сами несли ее к порогу. Тогда она пообещала себе, что сейчас разнесет их в пух и прах, ох как она им сейчас выскажет!

Но едва распахнув дверь, Надежда почувствовала, что превращается в резинового ежика, который шел и насвистывал дырочкой в правом боку. Ежик насвистывал, а из Надежды через дырочку вышел весь воздух, едва она увидела их хитрые и довольные морды.

– Чего вам? – хмуро спросила Бакшаева, стараясь не показывать испуга.

– Поговорить про вашу сестру, – сказал младший, но только она собралась захлопнуть дверь перед его глумливой харей, он добавил, даже не делая попытки помешать ей: – Надо было вам утопить Верину машину в болоте. Зря вы ее бросили на видном месте.

У Надежды словно ком теста осел внутри и растекся по стенкам.

– Какую еще машину…

– И крест надо было спрятать, – пробасил здоровяк.

Она непроизвольно прижала руку к груди и отшатнулась.

– Уходите!