– Землю мою, значит, сбагрила, – сказала Верка, развалившись на стуле. – Ай да Надюха!
Поразительно, однако в голосе ее звучало одобрение. Надежду оно испугало сильнее, чем любая угроза.
– Мать померла в две тыщи третьем, отец – спустя три года. Думаете, Верка на похороны явилась? Как же! Когда я до нее дозвонилась, она заявила: «Мамане ни горячо ни холодно, а мне в нашей дыре делать нечего». Чтобы нормальный человек такое о родной матери сказал, вы себе можете представить?
Илюшину показалось, что возмущение Надежды несколько преувеличено.
– Отец за три месяца до смерти попал в больницу. Я давай снова Верку разыскивать! А она мне: «Откинется – тогда звони. Он меня выставил, и я ему хорошей дочерью не буду». Злопамятная! Уж конечно, я звонить больше не стала. Верка сама явилась полгода спустя, узнать, что ей досталось от родителей. В тот раз паспорт у меня и забыла.
– Зачем она приехала в августе?
– За деньгами, – призналась женщина. – Только она понятия не имела, что ее землю купил Красильщиков.
На это Надежда и уповала – что все останется в тайне.
Отец, когда выдался случай, оформил право собственности на купеческий участок, рассчитывая со временем снести развалины и, чем черт не шутит, поставить там новый крепкий дом. Ничего из его затеи не вышло. Павел Бакшаев рассудил, что место бестолковое, один убыток от него, и разделил наследство между дочерьми формально поровну, однако в действительности обделив нелюбимую старшую.
Надежде отошел семейный дом, сад и отцовская «Нива» (водить она не умела и продала машину). Вера же стала собственницей земли, известной как вершининская.
– Она ведь после похорон что потребовала– то! – кипятилась Надежда. – Чтобы я отдала ей половину из того, что мне причиталось. Орала: «Делить нужно по справедливости!» Когда поняла, что я не уступлю, облаяла меня, сумку схватила и выскочила. А ейный документ на комоде остался.
По чужому паспорту Надежда продала Красильщикову вершининскую землю и следующие три года провела в счастливом забвении. Деньги у нее были, а сестры больше не было. К чему той возвращаться в Камышовку? «Незачем, незачем! – нашептывал внутренний голос. – Спилась она давно».
А потом из небытия возникла Вера, и глаза ее горели, как у кошки, когда она потребовала рассказать ей все об Андрее Красильщикове.
– Она как услышала, что у него денег завались, чуть было сразу не рванула к нему босой распустехой. Я ей говорю: погоди, хоть переоденься. На ней трико было растянутое и кофта в катышках. Натянули мы на нее мое платье, кольца я ей дала, чтобы она выглядела представительно. Верка подмигнула и говорит: «Жди! Вернусь с добычей!»
– Так она не хотела, чтобы Андрей Михайлович возвращал ей землю? – спросил Илюшин.
– К чему ей земля! Она думала к ногтю его прижать, чтобы денег побольше выманить!
Макар с Бабкиным переглянулись.
– Может, все-таки собиралась отнять терем? – усомнился Сергей.
Надежда всплеснула руками:
– Верка его провести хотела, понимаешь ты или нет? Мы с ней это все заранее обсудили. Она при мне знакомому юристу в город звонила, узнавала, как ей Красильщикова прищучить, какие слова ему говорить, чтобы он понял, что деться некуда.
«Вот откуда знания о неотделимых улучшениях».
– Вера так собиралась повести разговор, чтобы он испугался и откупился от нее, – зачастила Надежда. – А мне сказала: мужика давить надо, как клопа, он тогда вместо вони начинает бабло выделять, устройство организма у него такое. А я чего? Я соглашалась.
– Ох и сволочи вы! – не удержался Бабкин.
– Мы думали, он богатый! – всхлипнула Бакшаева. – Я Верке пообещала, что он ради своего терема ей много отвалит. Он над ним трясся… Другие над детьми так не трясутся. А Верка твердит: «Мне не нужно много. Мне нужно все».
– Блеф, – уронил Макар.
– Чего?
– Ваша сестра блефовала, а Красильщиков принял этот театр за чистую монету. И вы ей в этом помогли.
– Если бы он ей дал денег, она бы оставила меня в покое!
Надежда, кажется, собралась разреветься.
– И вы в это поверили? – удивился Макар. – В то, что она не ощиплет вас как петуха на бульон? Бросьте, Надежда Павловна! Эти сказки детям рассказывайте.
Бакшаева мигом передумала плакать, нахохлилась и замолчала.
– Хорошо, а что дальше-то случилось? – спросил Сергей.
Обсуждение плана отняло у сестер немало времени, и когда Вера Бакшаева подошла к терему Красильщикова, было уже темно.
– Я следом кралась… Она меня не видела.
– Зачем?
– Подслушать хотела. Как она его разведет…
– Собака залаяла? – вдруг спросил Илюшин.
– Чего?
– Собака, Чижик, залаяла? Она летом у Красильщикова обитала во дворе.
– А! Не… Вроде тихо было.
– Вроде или точно?
– Точно тихо. Я к стене прижалась, голоса слышу, а чего говорят – не понятно. И Григорий тоже ничего не разобрал.
– Григорий? – озадаченно переспросил Макар. – Григорий Возняк?
Женщина кивнула.
– А он там как оказался?
– Я его привела… Григорий у нас тут вроде как старший… Должен все знать…
Илюшин поморщился:
– Надежда Павловна, серьезно: зачем вам понадобился охотник?
– Ну… мало ли, – Бакшаева отвела глаза. – Вдруг бы Красильщиков начал Верку бить…