След лисицы на камнях

Татьяна в задумчивости накрутила на палец кончик русой косы. «Хорошо, что я Бабкина не взял», – подумал Макар.

– Как ни странно, да, почти всю. Я имею в виду, до пожара. Но это неудивительно: Василий часто уходит на дальний конец деревни, оттуда не видно огня. Тут еще рельеф местности такой… Та сторона, получается, в небольшой низине. Помню, в свое время дед объяснял мне, отчего те участки стоят дешевле, а мне это казалось большой несправедливостью: как же так! им же нужно реже поливать огород!

Татьяна улыбнулась, и Макар второй раз подумал, что Бабкину здесь быть совершенно незачем.

Он попытался мимоходом разобраться, откуда проистекает ее колдовская притягательность. Красота? Да, но кроме того, подкупающая естественность, и замедленная речь, и мягкий тембр голоса…

И вот что еще: в Маркеловой, как и в Нине Худяковой, чувствовалась внутренняя сила. Он встречал женщин подобного склада характера; больше всего его удивляло, что сами они зачастую полагали себя слабыми и никчемными. Интересно, считает ли Мура Маркелова, что она хороший художник?

– Значит, колотушка стучала, – задумчиво повторил он.

– Всю ночь до самого пожара и потом еще минут десять, может быть, пятнадцать, пока Василий не заметил огонь.

– Во сколько замолчала?

– Около часа ночи. Мне кажется, я слышала топот за окном, но могу ошибаться. Или это был не Василий.

– Вы с ним общаетесь? – неожиданно спросил Макар.

– Нет.

– Совсем?

– Совсем. Он не самый приятный человек, а я не люблю беспричинное хамство.

– Нина Ивановна упоминала о том, что Возняк требовал выгнать ее гостя из Камышовки.

– А вот вам и иллюстрация к тяготам жизни в деревне без мужчины, – оживилась Татьяна. – Долгие годы Возняк был здесь совершенно незаменим, потому что, по сути, он единственный мужчина, на которого можно было рассчитывать. Капитолине он ставил покосившийся забор, а Яковлеву откапывал, когда два года назад замело по самые окна. Она с тех пор запасается продуктами на три года вперед, чтобы, если заметет, сидеть в своем доме, как в норе, а на три года – потому что сколько длится зима, она не знает. Точнее, не верит, что всего три месяца. Я, кстати, иногда тоже не верю. Все хочу ее нарисовать… всех их… но не важно. В общем, вы понимаете меня? Возняк здесь царь и бог, все до единой старушки молятся на него, потому что пропади он – и на местных алкашей надежды никакой.

– И тут появляется Красильщиков, у которого и забрало чище, и конь белее, – кивнул Илюшин. – Я помню, вы говорили.

Похоже, его выпад насчет Красильщикова ее уязвил, но Маркелова сдержалась.

– Совершенно верно. Однако, кроме него, есть еще Василий. Он, конечно, не разговаривает, а огрызается, но при этом половина местных старух бегают к Худяковой по любой нужде. И она командирует его к месту бедствия.

– Я был уверен, что он ее не слушается.

Татьяна рассмеялась:

– Вы пробовали хоть раз не послушаться Нину Ивановну? Она мигом выставила бы его, точно так же, как предыдущих.

– Разве они не сами ушли?

– Может, и сами. Но Худякова бездельников не любит. Василий у нее только кажется ленивым животным. Вы попробуйте каждую ночь дежурить по деревне!

– А кто придумал, чтобы Василий ходил с колотушкой? Как-то… странно оно. Мол, спите, жители Камышовки, в Багдаде все спокойно?

– Да это ж Возняк и настоял: чтоб точно знать, что сторож не завалился спать в укромный уголок, пусть всю ночь колотушкой гремит.

– Много толку от его колотушки, – пожал плечами Макар.

– Да, пожар он проворонил. Серьезный удар по Нине, и Возняк это отлично понимает. Василий сам дал ему в руки козырь. – Она улыбнулась, заметив выражение его лица. – Видите, как у нас тут все непросто? Интриги, борьба за власть.

«Борьба за власть…»

– Странно, что Григорий в ней участвует, – подумал он вслух. – Самодостаточный человек…

– Вы плохо его знаете. Возняку ведь что важно? Чтобы его уважали! А еще он, как и все мужчины такого типа, опасается насмешки. Быть высмеянным – вот что страшно! А тем более быть высмеянным людьми, которых он не может избить или запугать, то есть кучкой деревенских баб. Вы не представляете, до чего они язвительны.

– Почему же, представляю, – сказал Макар, вспомнив Капитолину. – Только я не понимаю, где предмет для насмешки.

– Мужик, живущий бобылем, отправляющий деньги в столицу на содержание безмозглого старшего сына? Этого достаточно. Возняку перемыли бы все кости, тем более что жизнь в деревне скучная и сплетни – наше неизбежное развлечение. Знали бы вы, что говорили про меня, когда я обосновалась в Камышовке. И за полгода ни одна из сплетниц не унялась. Но я не расчищаю снежные завалы перед их калитками и не меняю газовые баллоны при необходимости. А Возняк – да. Ни одна из бабок не станет плевать в колодец, из которого пьет. Потому что дойдут ее слова до охотника (а они непременно дойдут), и Григорий молча будет обходить ее дом стороной.