Илюшину вспомнился рассказ Бакшаевой. Надежда не сказала об этом прямо, но из ее слов определенно следовало, что Вера дразнила охотника. Их расспросы ничего не дали: эту тему Бакшаева обходила дальней стороной. Кого-то она очень боялась…
Но куда же, черт возьми, провалилась Вера? Не будь он чужд мистике, предположил бы, что та корова, которая слизнула ее языком, и есть сама деревня. Кому больше всех пакостила Вера? Камышовке! Деревне, только начавшей оправляться от смертельной, казалось бы, болезни – запустения. Выгони старшая Бакшаева Красильщикова, и что сталось бы с этим местом спустя двадцать лет? Ни жизни, ни памяти. Умрут старухи, утихнет шарканье их ног, обутых в валенки, и следы заметет снег, а сами валенки будут растащены мышами на гнезда. Умрет в конце концов и семижильный Григорий, чугунный голем, охраняющий от чужаков давно одичавшие сады. Постаревшая Надежда переселится в Уржиху. Из тех окон, из которых некогда перегибались на улицу девки, чтобы поцеловать в сумраке парней, будут торчать молодые березки, а никем не съеденные соленые помидоры в банках лопнут и будут уничтожены потомками тех мышей, что родились в гнезде из валенка.
От такой перспективы Илюшин, будь он среднерусской деревней, разевал бы шире пасти своих колодцев, замораживал бы надежней дорожки, обложенные булыжниками, чтобы враг поскользнулся и приложился головой о камушек. А то отправил бы за Верой Бакшаевой мальчика-горниста, и пусть тащит ее в мертвый пионерский лагерь, как Дон Жуана Командор.
«Надо допросить Камышовку».
Мысль Илюшина заработала в новом направлении. Прежде они с Бабкиным исходили из того, что старшая Бакшаева убита и тело спрятано. Если предположить, что Вера жива, где она может быть?
«Выбралась на трассу, поймала попутку и давно пьет в Москве, пока мы ищем ее труп. Логично? Нелогично. Она собиралась шантажировать Красильщикова и, кроме того, никогда не оставила бы деньги от продажи ее участка сестре. Нет, если Бакшаева жива, она не могла тихо исчезнуть».
– Татьяна, – позвал он, – неподалеку от Камышовки есть места, где можно укрыться?
– В смысле? Перезимовать?
– Допустим, протянуть пару-тройку месяцев, не привлекая внимания.
– В пяти километрах на северо-востоке – Уржиха, а если ехать в сторону Мурома – Загребня.
– Далеко она? – спросил Макар. – Загребня?
– Километров семь или восемь. Я, честно говоря, бывала там всего пару раз. Если свернуть к озерам, не доезжая Уржихи, будет заброшенный пионерский лагерь. Но жить в нем нельзя. Домишки с фанерными стенами, а в двух корпусах ничего не осталось. Стекла выбиты, внутри мусор…
«Все равно нужно туда наведаться».
– Думаете, Вера Бакшаева может прятаться в лагере? – Маркелова проницательно взглянула на него. – Не исключено. Но тогда ей должен помогать кто-то из местных. Возить продукты, топливо для костра… У этого кого-то должна быть машина.
«Смешно, – подумал Макар. – Под перечисленные условия подпадают двое: Красильщиков и Возняк».
– Постойте! – Татьяна щелкнула пальцами. – Я кое-что вспомнила. Есть избушка егерей!
– Что за избушка? – насторожился Илюшин.
– Ее построили в лесу ровно на половине пути между Камышовкой и Уржихой. Недавно возвели новую избу, не так близко к деревням. Старая осталась заброшенной. Но жить в ней можно. Насколько я помню, там всегда оставались какие-то припасы именно на тот случай, если забредет человек.
– Как ее найти? – живо спросил Макар.
– Если идти к Белоозеру, нужно свернуть на вторую дорогу, в ельник. Не доезжая до ельника пары километров, будет перекресток: выбираете тот, возле которого стоит прогнившая скамья, и идете до конца…
Маркелова не закончила: выражение лица Макара говорило само за себя.
– Я вам карту начерчу, – засмеялась она. – Вот, смотрите…
На сложенном пополам листе бумаги вырос островерхий лес, разделенный узким руслом дороги с притоками; пунктиром пролег будущий маршрут.
– Вот здесь скамья – видите? От нее – налево…
Четкая пляска карандашного острия завораживала.
– Макар, вы меня слушаете?
Илюшин вздрогнул и очнулся.
– Это похоже на танец змеи.
– Вы о чем? А-а, рисунок. Так вы запомнили, как идти, или вам показать дорогу?
– Спасибо, запомнил, – сказал Макар, складывая лист вчетверо. – А можно ваш автограф?
Выйдя от Маркеловой, он направился к терему Красильщикова, но на полпути остановился. Им овладела неожиданная тревога, какая нападает иногда на рассеянных людей, оказавшихся далеко от дома. Бусины на четках их неизменных забот падают одна за другой с нервирующим стуком. Выключен ли газ? Закрыта ли дверь? Не прорвет ли трубу? Не оплывает ли в эту минуту пластик под раскаленной подошвой утюга?
Илюшин не отличался рассеянностью. И все же шестое чувство нашептывало, что он должен вернуться, в то время как голос рассудка советовал идти к терему и продолжать все, что они запланировали с Бабкиным. Утром выяснилось, что проверены не все заброшенные колодцы; а еще предстоит поездка в пионерский лагерь, хоть Маркелова и утверждает, что в одиночку выжить там невозможно. В конце концов, их ждет избушка егерей!