– Твоя воля, княже… – за всех согласился Славер…
Все так и пошло, как Войномир задумал, и он сам был уверен в том, что у него всегда и все получается потому, что его задумки воплощает в жизнь именно воевода и бургграф Славер…
Славер увел девять сотен стрельцов, и сам расставил их по местам, завершив это дело до рассвета. Пришлось поторопиться, потому что стрельцов было много, а каждого требовалось не просто поставить, но поставить в укрытое место. Причем, это место должно давать стрельцу обзор, и, одновременно, скрывать от чужого обзора. Как только пришел рассвет, как обычно, в городе распахнулись ворота, перед которыми уже столпились и люди, и телеги, и целые обозы телег. И там, рядом с распахнутыми створками, замерла суровая привратная стража, запуская без проверки всех желающих посетить Венедин, и лишь изредка задавая кому-то мало что значащие вопросы. Впрочем, издали казалось, что стража даже не слушает ответы, что вполне походило на реальность. На площадке за воротами, где шла домовая торговля, посетители вообще бывают редко, и пока там только сидели у костра артели плотников, да иногда от костра к костру проходил кто-то из воев-лютичей, кому сильно надоело сидеть безвылазно в срубе. Тем более, на свежий воздух манило солнце, которое светило по-весеннему ярко.
Потом откуда-то появилась кавалькада из двенадцати всадников. Тот, что внешне выглядел одетым наиболее просто, ехал впереди, посматривая по сторонам. Среди всадников в кавалькаде было четыре воя в доспехах. Только сразу трудно было определить, кого они охраняют.
С дороги хорошо просматривался только край домового торга. И кавалькада замерла у поворота, не зная, в какую сторону ей двигаться. Потом тот из всадников, что был наиболее просто одет, дал команду, и ближайший к нему вой ударил коня пятками, и поскакал к воротам. Привратная стража тоже увидела эту кавалькаду, и просто рассматривала ее. Посланный приблизился, что-то спросил у стражников, причем, спросил, высоко держа голову, и с откровенным пренебрежением, как со стражей разговаривают только знатные люди. Один из стражников шагнул вперед, что-то объясняя, и показал рукой на угол городской стены. Причем рука очерчивала в воздухе округлые указания. Всадник кивнул, бросил стражнику серебряную монетку, и вернулся к кавалькаде. Только после этого вся кавалькада свернула с дороги, и направилась к площадке с домовой торговлей.
Бригады плотников поднялись от своих костров, почувствовав возможность что-то продать. Несколько плотников стали разговаривать один с другим возле отдельных срубов, размахивая руками и показывая с подробными, видимо, объяснениями. Неумело разыгрывали продавца и покупателя, чтобы новый покупатель посчитал, что от клиентов здесь отбоя нет. Новый покупатель выглядел солидно, несмотря на то, что на людях его сопровождения одежда была более богатая, чем на нем самом. Но распоряжался всем именно этот человек. Люди из сопровождения только иногда что-то подсказывали и показывали. Спешившись, разбрелись среди срубов. А этот даже седла не покинул. Разговаривал, гордо подняв подбородок, украшенный аккуратно подстриженной бородой с проседью. По требованию этого человека принесли глиняный горшок с краской. Этой краской отмечали отдельные срубы. Потом человек вытащил из кармана два мешочка, звякнул золотом, и отдал одному из старшин плотников один из них. Поговорили, и человек без сомнений отдал и второй мешочек. Видно было, что с золотом он расстается легко, привычно. Это, одновременно, могло означать и бескорыстие человека, и его богатство, в сравнении с которым уплаченные суммы ничего не значили. Потом пошел новый разговор. Старшина плотников показывал на городские ворота, обещая, видимо, оттуда пригнать гужевые подводы, а покупатель махал рукой в сторону дороги на Штржелово, объясняя, куда доставить срубы. На том вроде бы и договорились. Кавалькада двинулась в обратную дорогу, и город даже не посетила. А плотники стали собирать инструменты, чтобы начать разбирать срубы. Из срубов выгоняли на открытое место воев. Вои, как казалось издали, ругались. Но они тоже понимали, что такой большой заказ к плотникам может поступить только раз в десять, а то и в двадцать лет, и плотники упускать свою выгоду не захотят.