След торпеды

Но Петр не отозвался. Он храпел, видно, крепко уснул. Аким подошел к кровати, накрыл сына одеялом, потом стал поправлять подушку, и вдруг рука его коснулась чего-то холодного. Аким поднял край подушки, и то, что увидел, бросило его в холодный пот: под подушкой лежал пистолет. Аким взял его, повертел в руках. Не наше оружие, иностранное. Заряжено. Аким не сразу осознал, что оружие принадлежит его сыну, а когда это понял, то недоуменно пожал плечами: кто такой его сын, кем он работает, если у него есть оружие? Петр зашевелился на кровати, и Аким мигом положил пистолет на место.

«Вот так штука, выходит, Петька — это вовсе не Петька, а кто-то другой, — размышлял Аким. — А может, живет он не там, где есть белые медведи да песцы, а в другом месте? Кто же он есть такой и зачем у него пистолет?..»

Аким так растерялся, что ничего не мог делать. Ему даже завтракать расхотелось. Он сидел в темной комнате и все глядел на спящего сына. Нужно было что-то предпринимать, но Аким не знал, что делать. Подумалось: а может, сыну надо явиться в порт с повинной? Рассказать капитану все, как было, а уж потом пусть он решает, как жить дальше штурману. И тут же Аким ухватился за эту спасительную, как ему казалось, мысль. Пусть Петр покается, пусть накажут его.

— Ну и беда свалилась на мою голову, — вслух сказал Аким. И тут он взглянул на брюки сына, почему-то Петр положил их к стене рядом с подушкой. Аким потихоньку встал, подошел к кровати и, едва дыша, взял брюки. Полез в карман. В одном из них обнаружил паспорт, раскрыл его, но ничего не мог разобрать. Тогда Аким прошел в коридор, зажег свечку, надел очки. С маленькой фотокарточки на него смотрел сын, а фамилия владельца паспорта была не Рубцов Петр Акимович, а Морозов Илья Васильевич. В другом кармане брюк Аким обнаружил пачку сторублевок. Боже, какое богатство! Да где же это Петька столько денег взял? Может, это чужие деньги?

Петр снова зашевелился на кровати. Аким поспешил положить брюки на место и посмотрел сыну в лицо. Холодное оно и какое-то чужое. И дышит он глубоко, тяжко, будто ношу какую несет. Аким впервые не испытал к нему жалости, была лишь глубокая печаль, им овладело чувство настороженности, казалось, что это лежит на кровати не Петр, а кто-то другой. Взгляд Акима скользнул на правую ногу сына. Чуть ниже колена чернел глубокий шрам. Аким чуть приоткрыл занавеску, в комнате посветлело и шрам стал хорошо виден. Аким сразу определил, что шрам от пули, пуля наискосок задела ногу, вырвала кусок мяса, и даже шрам свидетельствовал о том, что рана была тяжелой. Такие вот раны от пуль Аким не раз видел на фронте. У него тоже подобный шрам от пули, только на левой ноге. Аким прикрыл занавеску, сел на диван, и ему привиделся раненый сын. Вот он идет на костыле, а кровь сочится по штанине. Кровь горячая, липкая…

Аким открыл глаза и увидел сына. Он лежал на боку и пристально глядел на него. А может, показалось? Аким встал, подошел к сыну совсем близко и заглянул ему в лицо. Глаза закрыты, но дыхание было не таким, как раньше, а тихим, сдержанным.

— Устал он, потому и спит так крепко, — сказал Аким вслух. Он шагнул к двери.

— Ты куда? — раздался властный голос сына.

— Во двор. По нужде мне…

— В коридоре есть ведро…

Аким растерянно стоял на пороге.

— Я же на минуту…

Петр встал, волосы взъерошились на голове.

— Ты не серди меня, отец…

У Акима от этих слов холод пробежал по спине. Он привалился плечом к косяку, хотел шагнуть к дивану. Какая-то скованность появилась в теле: ни шагнуть, ни вздохнуть. Наконец он с трудом добрался до дивана. Присел. Сквозь ставню пробивался в комнату свет, и когда присмотрелся, то увидел, что Петр лежит на спине и глядит в потолок. Глядит и молчит. В это время в дверь кто то постучался. Аким встал, по привычке направился в коридор. Петр в один миг вскочил с кровати, преградил ему дорогу:

— Ни писка, батя! Слышь?

Они замерли. Стук повторился, и тут же раздался голос соседки Марфы:

— Акимушка, неужто еще спишь, а?

— Ну и баба противная, — буркнул Петр.

Марфа еще раз окликнула Акима, а потом шаги соседки удалились и все стихло.

— Чего она к тебе приходила? — спросил Петр.

Аким, глядя на сына, сказал, что к ней приехал племянник Морозов, она, видно, хотела пригласить его в гости. Аким нарочно придумал такую фамилию, он хотел знать, как поведет себя Петр. А тот весь изменился в лице, спросил:

— Морозов?

— Да. А что?

— Странно…

— Что?

— Странно все это, отец… — повторил Петр и почему-то пристально поглядел ему в лицо. Аким в эту минуту думал: «Странно, потому что ты себе присвоил такую фамилию. А зачем? Выходит, ты вовсе и не Петр Рубцов, а какой-то Морозов».

— А я тебя не узнаю, Петя, — сказал Аким. — Какой-то ты чужой.

У Петра загорелись глаза, и такая в них злость была, что Акима пот прошиб.