След торпеды

«Вот черт, выходит, мой помощник прав», — ругнулся в душе капитан 3-го ранга. Он поднес к глазам бинокль. Судно шло малым ходом, корма глубоко оседала в воду. В бинокль он даже видел, как на мостике раскуривал сигару капитан. Иностранец пучил глаза в сторону «Алмаза», потом подозвал к себе кого-то, видно боцмана, и стал ему что-то говорить. На фоне почерневшего горизонта судно казалось призраком. Небо темнело только вдалеке, оно будто сливалось с водой. «Ну что ж, — подумал Марков, — возможно, судно и случайно нарушило наши воды, но если это не так, то оно вновь придет к Баклану. Кто знает, может, этот капитан с сигарой в зубах самый ярый наш враг, а может, самый мирный человек».

Иностранное судно неожиданно развернулось и взяло курс к острову Северный. Что там надо капитану? Марков приказал вахтенному офицеру сменить курс. «Алмаз» направился к острову Северный. Едва он успел проскочить узкость, иностранное судно отвернуло на север и стало уходить от острова в противоположную сторону.

— Ну вот так бы давно, — вслух сказал Марков и обернулся к помощнику: — Что? Небось рады, что угадали?

— Нет, — смутился Лысенков. — Я не гадал. Я рассуждал логично. Если капитан случайно оказался в наших водах и на судне отказал двигатель, он не станет долго мозолить нам глаза, дабы не вызвать подозрений. К тому же я уверен, что «рыбаки» оказались здесь не случайно.

— Возможно, — пробурчал командир.

Снова послышался голос вахтенного акустика матроса Егорова. Он сообщил, что слышит шумы винтов от надводной цели. Командир включил микрофон:

— Шумы от винтов судна? Так, так… А где же лодка? Ах, куда-то исчезла. Опять напутали! Где там мичман, пошлите его ко мне!

Мичман Капица шел по скользкой мокрой палубе неторопливо, словно размышлял на ходу. Вид у него был сердитый, даже по лицу видно, что на душе неспокойно. Он так же неторопливо поднялся по крутому трапу на ходовой мостик, поддерживая правой рукой фуражку, чтобы ветер не сорвал ее с головы. Командир, как показалось Капице, был не в духе. Выслушав доклад мичмана, он заговорил:

— Что там у вас в рубке делается?

— Вахту несем, — нахмурил брови мичман.

— Да? — удивился Марков. — А я думал, вы там с Егоровым на гитаре играете.

— Про гитару он забыл, — сказал Капица.

— Вот так новость! — воскликнул командир. — Вы слышите, Лысенков? А я об этом не знал. Очень сожалею! Спасибо, мичман, что проинформировали. Спасибо! — Марков прошелся по мостику, словно решая, как продолжить ему разговор.

«Круто берет, — подумал Лысенков, наблюдая эту картину. — Мичман переживает и за себя, и за матроса. Зачем же еще на душу перца сыпать? Ну, ошибся Егоров. Так ведь не по злому умыслу. Опыта у него кот наплакал…»

— Бьешь ты меня, Василий Петрович, в самую печенку. Ты кто, хозяин на посту или гость? Егоров опять напутал, а ты и в ус не дуешь? — горячо выговаривал командир. — Только сейчас докладывал, что слышит шумы винтов подводной лодки. А где она, эта лодка? Нет, я с этим мириться не стану. — Капитан 3-го ранга подошел к рулевому, проверил курс корабля и снова вернулся к мичману. — Когда наконец вы научите матроса бдительно нести вахту? На вашем месте я бы его давно наказал. А вы как та девица… Что, может, вас смущает то, что у матроса Егорова отец большой начальник?

— Нет, это меня не смущает, — возразил Капица. — Я лично знаю его отца, бывал у них в Москве проездом. Отец у него очень строгий и не делает сыну никаких поблажек. Доложу вам честно, тут какое-то недоразумение…

— Вы что, со мной не согласны? — брови командира выгнулись дугой.

— Море для матроса Егорова — музыка. Вот опыта у него еще маловато.

— Вот как! — Марков едва не выругался. — Вы, мичман, романтик. А я не умею сыпать красивые слова о море, о штормах да норд-остах. Не умею. И не хочу! Слова — это шелуха. Мне подавай зерна. В каждом деле есть зерно, вот и отыщи его, а потом сними с него шелуху. Советую вам заняться учебой акустика Егорова, иначе я спишу его на берег. Кстати, на днях я увижу вашего отца. Он наверняка спросит о вашей службе. Что я отвечу ему?

Отца мичмана, Петра Кузьмича Капицу, капитана рыболовецкого судна «Кит», Марков знал давно. Как-то Петр Кузьмич говорил ему, что здесь, в Заполярье, он воевал, здесь сыновья родились и потому вся его жизнь — на Севере. «Ну а что касается Василия, то ему хотелось быть офицером, как и старшему сыну, но на экзаменах в военно-морское училище провалился, теперь вот служит сверхсрочником. Но я им доволен и хочу, чтобы то святое дело, за которое мы сражались в годы войны, было и его святым делом».

— Возможно, матрос замешкался на вахте, — заговорил мичман. — Я разберусь.

— Давно пора, — с укоризной бросил Марков.