Читаем Следопыт полностью

Вечером, вернувшись с работы, сыновья увидели мать в тяжелом состоянии. Дети сидели возле нее до самого утра. Никто не пошел даже на работу. Когда солнце поднялось довольно высоко, Дурджемал лишилась речи. Лицо женщины, не прожившей еще и пятидесяти лет, поблекло. Она обвела всех уже потухающими черными глазами. Остановила взгляд на старшем сыне, на его детишках. Затем посмотрела на других детей. Дольше всех задержала взгляд на младшем сынишке. И снова по ее щекам покатились слезы. Наконец она жалобно и безмолвно взглянула на Мергепа…

— Дурджемал, я буду помнить все, что ты мне наказывала. О младшем сыне позабочусь. Обязательно выведу его в люди.

Вся жизнь матери была в детях, которые ее сейчас окружали. Она в последний раз обвела их взглядом. Угасшие черные глаза закрылись.

Баллы остался сиротой. У него был хороший отец, родные братья, ласковые гелендже — жены братьев. И все же, — он сирота. Иногда мальчик уединялся и плакал, а потом ходил грустный, понурив голову. Поэтому Мерген старался не отпускать от себя сына. Да теперь и для самого Мергена этот дом казался тесным. Он предпочитал уходить в степь или бродить с ружьем по ущелью.

В один из таких дней Мерген и Баллы чистили в кибитке свое кремневое ружье. Со двора послышался знакомый голос.

— Мурадгельды-ага, маленький следопыт дома? Вот ему гостинец.

Баллы выбежал из кибитки на этот знакомый голос.

— Салам алейкум, Караджа-ага!

— Ну, следопыт, жив, здоров? Вот смотри, я принес тебе щенка, да не простого, а породистого.

— А как звать его? — спросил мальчик, поглаживая щенка по лоснящейся спинке.

— А ты сам и придумай ему кличку.

— Давайте назовем его Акбай.

— Что ж, хорошее имя.

Вышел и Мурадгельды. Поздоровался с Караджа.

— Мурадгельды-ага, меня послал к тебе председатель колхоза. Он поручает нам пасти, небольшое стадо овец. Как ты на это смотришь?

— Конечно же, не возражаю.

С того дня Мурадгельды стал чабаном, а Караджа чолуком — подпаском. Подрастающие Баллы и Акбай. были им обоим помощниками.

<p>НА СКАЛЕ ГУРУЧАЙ<a l:href="#n_6" type="note">[6]</a></p>

В этот день, когда начальник заставы Сухов сказал, что они потеряли следы нарушителей границы, и увел с собой Мурадгельды и его сына, Караджа ходил за продуктами в село. Мерген и Баллы теперь туда не весьма охотно заглядывали. Когда Баллы учился в школе, отец раз в неделю навещал его, а со стадом оставался Караджа. По субботам же парнишка сам являлся на пастбище к отцу. Но с тех пор, как наступило лето и у него начались каникулы, отец с сыном еще ни разу не были в селе.

В прежние годы пограничники не часто обращались за помощью к местным следопытам. Тогда контрабандисты нарушали границу обычно на лошадях. Нередко происходили открытые бои между ними и пограничниками. Теперь граница закрыта прочно. Нарушители переходят ее пешком, тайно. Но порою не избегают и открытых стычек.

Таймаз-котур и Курбанлы внешне живут вроде бы тихо. Не похоже, чтобы они занимались контрабандой. Работают в колхозе. Однако по обе стороны границы немало у них друзей, таких как Мяткерим. Никто не видел, чтобы они сами переходили границу. Люди утверждают, что Таймаз-котур — злодей, бандит. Ни за границей, ни здесь никому не дает он посягнуть на свое ворованное добро.

Были, наверное, веские причины и для теперешнего его путешествия за границу. Может, на той стороне кто-либо присвоил «его добро», возможно, он ездил туда, чтобы кому-то отомстить, пролить чью-то кровь. Но и в той стороне ненавидят таких людей, как Таймаз-котур.

Баллы шел по следам нарушителей границы, опережая Сухова и других.

Моля бога о скорейшем и благополучном возвращении младшего сына, Мурадгельды возвращался к стаду. Он шел в глубоком раздумьи, не замечая вокруг ничего. Мысленно представил все годы, прожитые с сыном, от самого рождения и до нынешнего дня.

Миновав еще одну высотку, Мурадгельды увидел греющихся на склоне овец. К нему бросился стороживший их и уже успевший соскучиться по хозяину Акбай. Он начал было подпрыгивать и метаться вокруг Мерген на. Но то ли потому, что не увидел маленького хозяина, то ли учуяв что-то недоброе, вдруг замер, осмотрелся вокруг и заскулил. А затем молча и вяло пошел рядом о Мурадгельды.

Мерген сидел перед входом в пещеру с поникшей головою. Невольно вспомнились слова Дурджемал, сказанные ею перед смертью: «Береги младшего сына, пусть он не знает лишений». Подумал также, что Сухов смелый, находчивый человек, и не даст себя перехитрить. Он ведь сказал Мурадгельды: «За сына будь спокоен, я не дам его в обиду». Долго еще сидел Мерген, перебирая в памяти прошедшие события.

А в это время юный Баллы вел пограничников все дальше по следу. Ему очень хотелось помочь пограничникам. И в то же время он думал и об отце, который, наверно, дошел до своей отары овец.

Солнце, завершившее свой дневной путь, стало припекать вроде бы еще сильнее. Гимнастерки на спинах пограничников взмокли. Тело обжигало предвечерним зноем. Лица и руки преследователей покраснели от загара.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза