Читаем Следопыт полностью

Слушая слова парнишки, люди переглядывались. Мурадгельды знал, что его сын хороший следопыт. И по-отцовски радовался умению и наблюдательности своего Баллы.

Сухов уже несколько лет служил на заставе и неплохо понимал по-туркменски. Он пересказал пограничникам все, что говорил мальчик. Они еще раз хорошенько осмотрели следы Таймаз-котура и ясно увидели, что носки его чарыков несколько сближены. Потом пограничники уже более внимательно следили за действиями мальчика. Теперь им было не до шуток над ним.

Баллы пристально посмотрел на круглолицего с пышными черными усами мужчину, который подошел к нему. На мгновенье задумался, что-то припоминая:

— Вас зовут Ата, не правда ли? Вы сидели с Караджа-ага, когда я пас в песках своего верблюда. Но тогда у вас не было еще усов.

— Правильно, мы встречались с тобой однажды. С тех пор прошло три с лишним года. Я стал усатым дядей. Ну и память же у тебя, дружище, не сглазить бы!..

Начальника заставы все больше дивило следопытское дарование парня. Прошли уже изрядное расстояние. Мурадгельды оглянулся, ему показалось, что после упоминания имени Таймаз-котура, шаги идущих с ним сельчан замедлились. Да и неудивительно, — как не задуматься людям этих мест, если заговорили о таком жестоком человеке.

Стала закрадываться тревога и в сердце Мергеназ беспощадный Таймаз-котур, видимо, как хищник, скрывается в одной из горных пещер. Может, он даже видит, что мы идем целой гурьбой. Не попасться бы кому-либо в его лапы. Взгляд Мергена остановился на сыне. «Куда мы ведем ребенка, не в эти ли свирепые лапы?»

Мурадгельды обернулся:

— Товарищ Сухов, пока мы не очень отдалились от отары, пусть Баллы к ней вернется. Надо, чтобы один из нас был возле овец.

— Мерген-ага, если кто-то должен остаться возле овец, то я уж и не знаю, как быть… Ведь вы сами видите, что он сейчас незаменим. Не обижайтесь, Мерген-ага, отпустите с нами парня.

Мурадгельды сначала был несколько удивлен словами Сухова. Если бы ему сказали, что кто-то другой лучше него умеет идти по следу, он бы, наверно, оскорбился. Ведь давно и умело он помогает пограничникам в их нелегком деле. Но это же собственный сын обгоняет его в мастерстве следопыта. И все же тревожно подумал: «Как можно посылать в погоню за этим негодяем парнишку, у которого еще, как говорится, молоко не обсохло на губах».

— Товарищ Сухов, может, все-таки лучше мне пойти, ведь он еще ребенок, а враг хитер, безжалостен.

— Мерген-ага, — перебил его Иван Павлович, — вы меня хорошо знаете и можете быть уверены, что за безопасность вашего сына я ручаюсь, так что спокойно занимайтесь своими чабанскими делами.

Мерген не стал возражать, лишь с грустью проговорил:

— Ну ладно, помоги вам аллах, возвращайтесь живыми и невредимыми. — Он обнял сынишку и повернул назад.

— Мерген-ага, может и нам вернуться? — выкрикнул один из колхозников. Но его неуместный выкрик остался без ответа.

Сухов позвал отставших людей: «Пожалуйста, побыстрее, мы не должны упустить нарушителей». А пограничники, спеша за Баллы, устремлялись все вперед и вперед.

Мертен еще раз обернулся, но издали ни Сухова, ни Баллы уже не было видно. Отца не покидала мысль: может, следовало быть все-таки настойчивее и самому вместо сына пойти в такой рискованный путь?..

Его кремневое ружье берет с дальнего расстояния. Встретился бы ему Таймаз-котур, ну и что же? В схватке с этим злодеем дрался бы насмерть. Но Баллы ведь еще дитя. И оружия у него нет. А отцовское ружье для мальчика тяжеловато…

Вот люди, преследовавшие нарушителей, снова показались вдали. Видно, выбрались из ложбины на новую высотку. А потом все они опять скрылись за горой. «Пусть возвращаются благополучно!» — мысленно проговорил Мерген и поднял глаза к небу.

Теперь стоять и ожидать их нового появления бесполезно. Надо идти к овцам. Мурадгельды стал неохотно спускаться с холма. И опять он подумал о сыне. Перед глазами Мергена предстала вся его жизнь с тех давних дней, когда малыш начал делать первые шаги.

<p>МЕРГЕН ВСПОМИНАЕТ</p>

После земельно-водной реформы отец и его сыновья вернулись к родному крову с тем, что заработали у бая. У них появилось небольшое стадо овец.

Реформа оказалась не просто трудным для выговора иноязычным словом. Впервые извечный туркменский батрак получил от народной власти то, без чего здесь и жизнь не в жизнь — воду и землю.

Мерген постоянно брал на пастбище меньшего сына. Без устали учил его искусству следопыта, говорил ему: «Ты сын чабана, когда вырастешь, может, сам станешь чабаном. Нужно научиться читать следы. Вдруг затеряется овца или верблюд, что тогда делать? Искать следопыта? Но его можешь не найти во всей округе. А если найдешь, то ему придется платить, пли он может просто и не захотеть искать твою пропажу. И тут не скажешь: подумаешь, потерялась овца, ну и шут с ней. В наше время трудно обзавестись и овцами, и ослом. Поэтому неважным ты будешь чабаном, если не сможешь идти по следу, — наставлял сына Мерген и однажды рассказал ему за чаем такую притчу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза