Читаем Следопыт полностью

— В то время и я, и он были чабанами у Чорлн-бая — богача из песков. Однажды из стада, которое мы пасли, пропали три верблюда. Что делать? Нам за них с богачом не рассчитаться. Целый день проискали. Наконец Мурадгельды оставил меня при стаде, а сам вернулся к месту пропажи верблюдов. Разыскал следы, где они смешались со следами другого стада. Наверное, слышали, время было тогда беспокойное, иные хозяева, улучив момент, просто воровали животных и присоединяли их к своим стадам. Когда ворованных верблюдов набиралось изрядно, их пригоняли в Ахал и сдавали Курбанлы-хану. А тот составлял из таких животных крупное стадо и потаенно пас его в горах. Потерпевшие жители песков очень хорошо знали повадки Курбанлы — и сразу шли к нему, просили помочь найти своих верблюдов. Но он отвечал: «Дадите по десятке или по две за каждого, — попробуем поискать». Если хозяева соглашались, то Курбанлы находил их пропажу. Если же не соглашались, то он всех животных передавал Таймаз-котуру. А тот переправлял их через горы в чужие края.

— Ну и как же? — допытывался Ата. — Нашел Мурадгельды верблюдов?

— О, Мерген мастер своего дела. Он разведал, что около двадцати верблюдов были уведены в Ахал, а среди них и наши.

Помнится, вернулся он в тот вечер усталый, голодный, с пересохшим от жажды ртом. Я накормил его, напоил чаем. После отдыха стали советоваться — как быть. Решили сообщить баю о пропаже.

Вечером мы вернулись к стойлу, напоили стадо. Придти к решению легко, а к дому хозяина шагается все труднее. Как скажешь баю: «Украли трех твоих верблюдов».

— У какого колодца жил тогда бай? — спросил Ата.

— В низине Гибнк, — ответил Караджа и продолжил рассказ. — Хозяин наш был богатым человеком, имел три жены. Старшая родила ему пять сыновей, трех он к тому времени женил. От второй жены, невольницы, было у бая два сына. Оба уже взрослые. Но еще неженатые. Это были очень хорошие ребята. Они часто объезжали пастбища и участливо беседовали с чабанами. А иногда даже ночевали в чабанских кошах. Невольница пекла чуреки, готовила еду для байского двора. Третья жена де-тей баю не родила. Она вечно таскала на спине хворост, затапливала тандыр, сушила скатанный в шарики соленый творог, сбивала масло в бурдюке. Невольница была добра к чабанам. «Может, ее сыновья нам помогут?» — спрашивали мы один у другого.

— Давай сходим в кибитку второй жены бая? — предложил я Мурадгельды.

Но он не согласился.

— Пойдем, Караджа, прямо к хозяину. Рано или поздно нам придется к нему идти. Из-за трех верблюдов бай нас не повесит. К тому же он тоже из рода гагшалов. Возможно, всего лишь хорошенько отругает.

Я же очень боялся бая. Просил напарника не идти к хозяину. Услышит он такую скверную весть, нам не сдобровать. Напомнил, как он обошелся с чабаном, у которого в стаде волк похозяйничал! Бай долго над чабаном издевался, приговаривая: «Ты нарочно дал волку пробраться в стадо…» — Он и нас выпорет, привязав к дереву, как того чабана, и скажет: «Вы, наверно, сами украли верблюдов и продали их».

— Нет, — возражал Мурадгельды. — Так он скажет лишь тогда, когда мы скроем от него пропажу верблюдов, не расскажем ему, как все это было. — И отец Баллы почти силком потащил меня к хозяину.

Подошли к кибитке бая и замерли в нерешительности. Он что-то громко рассказывал. Мы осторожно переступили порог. Чуть слышно поздоровались, сели прямо у двери. Кибитка полна гостей. Хозяин не обратил на нас внимания, то ли он нас не заметил, то ли просто не придал значения нашему приходу. Горела керосиновая лампа. Среди гостей был один джигит в узких европейских брюках. Все пили зеленый чай. А бай продолжал:

— Если взобраться на высотку, что возле нашей кибитки, то на восточной стороне можно увидеть «белый" курган. Его еще называют «Джиновым курганом». Ни чабану, ни путнику не удалось пройти мимо него благополучно.

Однажды, на исходе дня, я искал своего верблюда и, представьте себе, взял да и забрел к тому кургану. Совсем упустил из виду, что его называли «Джинлы депе». Посмотрел по сторонам в надежде увидеть верблюда. Но с кургана никого и ничего не было видно. «Ай, — думаю, — отдохну-ка я малость». И здесь же на вершине присел. Не помню, сколько я сидел. Но вижу, прямо на меня идет маленький, словно куколка, человечек. Волосы у него какого-то белесого цвета. Подошел ко мне вплотную, остановился и смотрит куда-то в небо. Сначала я решил, что мальчик просто заблудился. И вдруг он зло спросил:

— Ты почему так долго задерживаешься на моем кургане? Вставай и убирайся отсюда.

Но даже после этого я ни о чем опасном не подумал. Вокруг — ни души. И вдруг вспомнилось, что в местах этих хозяйничает джин. У меня язык от страха отнялся. Глаза оторвать от мальчика не могу. А он вытащил из-за пазухи веревочку и накинул ее мне на шею. Пото́м немного отступил назад и с силой дернул. Больше я ничего не видел и не слышал. Лишь вечером, когда уже смеркалось, очнулся. Я лежал у подножья этого проклятого кургана. Торопливо вскочил на ноги и бросился наутек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза