Читаем Следопыт полностью

Затем мы попросили разрешения и вышли. Сделали вид, что направились к пескам, а сами свернули в другую сторону. Возле арыка, протекающего посреди села, под тенистым тополем сели, чтобы обдумать, как быть дальше.

Хозяин говорил нам: «Скажите, что вы мои сыновья, и Курбанлы вернет вам верблюдов…» — И если этот человек нас выгнал, что нам скажет свирепый Таймаз-котур, когда встретимся на его пути, — тревожно раздумывал вслух Мурадгельды.

— Впрочем, Таймаз-котур не убьет нас из-за трех верблюдов, а без них возвращаться никак нельзя.

— Не убьет нас, говоришь? — переспросил я друга. — Да если Таймаз будет уверен, что никто не узнает, или пусть даже узнает, но не будет ему за это мстить, он не остановится даже перед тем. чтобы убить десятерых человек за одного верблюда. Но ты прав, без верблюдов вам возвращаться невозможно. Так что же делать? — спрашивал я то ли у себя, то ли у друга.

— Во всяком случае, сидеть сложа руки и строить различные догадки — малополезное дело, посмотрим, что уготовила нам судьба. Пошли, дружище, — сказал Мурадгельды и первым поднялся.

Мы направились в сторону гор. Только сперва решили обшарить всю окраину селения. Увидев в одном месте примятый песок, мой товарищ задержался:

— Караджа, вот они следы наших верблюдов, — обрадованно выкрикнул он, будто обнаружил клад.

Мы пошли по этому следу дальше. Но горы не песок, на камнях следов вроде и не видно, а поди ж ты, до чего искусным следопытом оказался Мурадгельды! Даже в горах не теряет важный след и идет по нему без устали.

Мы уже были далеко от села. Миновали одну вершину, другую. Наконец, в горной долине увидели пасущихся верблюдов. Подошли и по меткам отобрали́ своих.

Поблизости не оказалось ни одного человека и мы спокойно отвели в сторону верблюдов. Я только подумал: «Не дай бог встретиться в этой глуши с Таймаз-котуром». И тут же из-за откоса показались три всадника. Двое крайних сняли с плеч, ружья, я от испуга так и присел. Ох, и страшны же дула ружей, когда они направлены прямо на тебя.

Молодой джигит, сидевший на сером скакуне, поднял кнутовище и подал какой-то знак своим спутникам, те сразу же убрали ружья и стремительно понеслись нам навстречу. По моим ребрам так сильно резанул кнут, что я быстро понял чего от меня хотят эти двое, и затрусил рысцой к третьему всаднику. Крепко сложенный, с почти круглым лицом, молодой джигит, удобно сидя в седле, неторопливо заговорил.

— Что, негодяи, верблюдов воруете? Вы, видать, не знаете кто такой Таймаз-котур? Но ничего, сейчас вы меня узнаете, — сказал он с угрозой и достал из висевшей на боку кобуры маузер.

Я даже глаза закрыл с перепугу. Но в эту минуту услышал спокойный голос Мурадгельды:

— Погоди-ка, джигит. Мы сыновья Чорли-бая и вчера ночью были гостями Курбанлы-хана, а сегодня нашли своих верблюдов и во́звращаемся домой.

— Выходит, вы племянники Курбанлы-хана? — замялся Таймаз.

— Да! — еле слышно подтвердил я.

Таймаз-котур поочередно посмотрел на нас своими немного раскосыми глазами. Положил маузер в кобуру, огрел коня кнутом и во весь опор поскакал туда, где паслось стадо. За ним последовали и его товарищи.

Мы продолжили путь, но за первым же поворотом изо всех сил пустились бежать, погоняя животных.

Когда привели их в пески, хозяин сильно отругал нас.

— Вы хотели меня опозорить перед гостями? Если потеряли верблюдов, разве не могли придти ко мне после их ухода? — бранился до хрипоты этот благодетель и в заключение вытолкал нас в шею.

Лишь потом, когда Мурадгельды и его старшие дети получили от Советской власти и землю, и воду, они перестали батрачить у богатеев.

Караджа закончил рассказ, и вскоре Баллы на своем верблюде отправился домой.

<p>КАРА ХОДЖА</p>

Двенадцатилетний Баллы часто ездил на северные пастбища. И нередко встречался со старым другом отца — Караджа, который пас верблюдов односельчан. Они вместе соорудили шалаш, чтобы прятаться в нем от зноя.

И в тот день стреноженные верблюды спокойно паслись, а Караджа рассказывал Баллы еще одну длинную житейскую историю.

Как обычно, перед вечером, Баллы отправился за верблюдами, но их не оказалось на месте. Мальчик огляделся и заметил следы, которые тянулись в пески. Рядом с верблюжьими проступали и лошадиные отпечатки. Вот здесь всадник спешился, остановил первого верблюда, развязал веревку на его ноге… Баллы встревожился — украли! Взобрался на возвышавшийся невдалеке бархан. Вокруг — никого и ничего. Там позади, где их шалаш, неподвижно стоит Караджа. Видно, предчувствие беды овладело и им. Мальчик снял щапчонку и помахал ею над головой. Старик заторопился к Баллы.

Не дожидаясь Караджа, парнишка пошел по следу. Вот здесь еще одного верблюда освободили от веревки. А тут развязали ноги третьему и всем остальным… Освобожденные от веревок верблюды, видимо, испуганно шарахнулись в разные стороны. Баллы высказал Карадже свои предположения, когда тот, запыхавшись, догнал его.

— Украли определенно! Увели! И сильно торопились, гнали вовсю верблюдов! — схватился за голову Караджа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза