Читаем Следопыт полностью

Люди с удивлением слушали рассказ бая. А молодой джигит в узких штанах глядел на него вытаращенными глазами. Но сидевшая в углу жена бая, толстушка с круглым жирным лицом, видно, много раз слышавшая это, была совершенно спокойна.

— Отец, отец, — позвала она мужа. — Похоже, что эти чабаны пришли к тебе по делу. Выслушай их, пожалуйста.

— Какие чабаны? — стал шарить глазами по комнате бай. И вдруг увидел нас, удивился. — Ну, что вам нужно?

Я не торопился с ответом и промямлил:

— Ай, ничего, кормилец…

— Если ничего, то отправляйтесь к верблюдам, — указал хозяин на дверь.

Я хотел было уже подняться, но Мурадгельды заговорил виновато:

— Бай-ага, это…

— Ну, что «это»?

— Бай-ага, у нас того, украли трех верблюдов. Я проследил их путь до большой дороги. А потом мы вернулись, чтобы отпроситься у вас и хорошенько поискать их.

Бай оборвал его:

— Моих животных вор угнать не может. Вы не узнали, кто это сделал?

— Там следы двух десятков других верблюдов, гнали их двое всадников.

— Это проделки Курбанлы. Верблюдов никто, кроме Таймаз-котура, не тронет. Вы сейчас хотите за ними идти?

— Если бы вы кому-либо поручили присмотреть за остальными, мы бы сейчас и отправились.

— Сходите к невольнице, пусть до вашего возвращения за стадом посмотрят ее сыновья. Один из вас пусть наденет тельпек и халат Аллаберды, другой — Худайберды и идите прямо к Курбанлы. Назовитесь моими сыновьями и скажите, что отец просит вернуть его верблюдов, Не может он не выполнить моей просьбы, идите.

И стал дальше бахвалиться перед сидящими в кибитке гостями. Глядя им поочередно в лица, он как бы хотел сказать: видали, как Курбанлы меня уважает? Видите, как я люблю своих чабанов?

Особенно долго и заискивающе он смотрел в лицо человека в узких штанах. Тот пошевелил губами, словно собираясь о чем-то спросить, по не успел. Послышалось снова хозяйское красноречие.

А мы поспешили к кибитке его жены-невольницы. Это была средних лет высокая смуглолицая женщина. Она нас хорошенько накормила, обрядила в одежду своих сыновей. Правда, мне халат сына невольницы был явно не по плечу, болтался… «Да уж ладно, — решили мы, — может тот, к кому идем, не обратит на это внимания». Взяли мы с собой сухой чурек. Ровно к полночи добрались до большой дороги и легли отдохнуть недалеко от ее обочины. Проснулись, когда уже стало всходить солнце, и пошли по следам.

Оба мы хорошо знали тех, к кому направлялись. Таймаз-котур, двоюродный брат Курбанлы, очень жестокий человек. Число убитых им людей, наверно, трудно подсчитать. Ворованный скот он ухитрялся переправлять за границу и там продавать его. А на обратном пути прихватывал скот иранцев. Но должен же когда-то наступить конец их похождениям!

Чем ближе подходили к цели, тем тревожнее становилось на душе. Если мы попадем в руки Таймаза, он с обоих шкуру спустит. Утешали себя лишь тем, что, может, нас и не тронут, если скажем, что мы сыновья бая!

Следы верблюдов привели к последнему песчаному бархану. За ним виднелись острые вершины гор. Мы сели отдохнуть.

— Эх, как бы нам не найти там свою кончину, — с тревогой посмотрел я на далекие горы.

— Не бойся, аллах защитит нас, — ответил друг.

Мы уже спокойнее пустились в дорогу. Мурадгельды смотрел под ноги. Он хорошо различал на песке следы своих верблюдов. Для меня же все они были одинаковыми. Мурадгельды молчит. Мне кажется, что его все больше и больше одолевает тревога.

Пески кончились неожиданно. Открылись знакомые места, где прошло мое не очень-то и радостное детство.

Стало вроде прохладнее. Хорошо видны люди, работающие на поле. Но нам ни на что не хотелось глядеть. Шли с печальными лицами, будто похоронили кого-то близкого. Миновали пастбища — Гагшал, Тильки, Ганджик. Прошли часовню Курбанмурада-ишана. Поравнялись со старой крепостью. Слева показалось наше село и Мурадгельды тихо сказал:

— Караджа, завернем-ка домой, повидаем детей.

Зашли к Мурадгельды. Попили чаю, отдохнули.

Караджа прервал свои воспоминания, глубоко вздохнул и посмотрел на внимательно слушавшего Баллы:

— Тогда-то, братец, я с тобой и познакомился.

— Ну, Караджа-ага, говорите дальше, видали ли вы Курбанлы? Встречались ли с Таймаз-котуром? — спросил нетерпеливо Ата, пододвигаясь ближе к рассказчику.

— Мурадгельды тогда даже жене не сообщил, что на нашу долю выпало такое несчастье. Поднял ребенка на руки, посмотрел на него невеселым взглядом, и, бросив вскользь жене «мы скоро вернемся», — опустил сына на землю.

Дом Курбанлы стоял на краю села у подножья горы. Мы пришли к нему перед вечерним намазом, еще до наступления темноты. Едва открыли калитку широкого двора, окруженного низким забором, нам навстречу выбежал черноглазый молодой парень. Поздоровались. По несколько ломаному акценту определили, что он, вероятно, курд, живущий среди туркмен. Парень встретил нас радушно, пригласил в один из низеньких домиков, расположенных напротив большой кибитки. Там уже сидели два хорошо одетых джигита и пили чай. Поклонились и им с почтением. Обменялись взаимными словами о здоровье. Поудобнее разместились в почетном углу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза