А пожелаешь и серый скакун очутится на той стороне. Побываешь в Хайдарабаде, проедешь селения Какули, Зидар, Рават, Рифан… и доедешь до Гоншана. Оглохнешь здесь хорошенько и отправишься в Буджпурд. «Эх, вернуть бы золотые дни!» — почти выкрикнул Таймаз, оглянулся, не услышал ли кто? Никого не видно.
Вошел во двор. Здесь некогда вершились крупные торговые сделки, всегда в этом дворе было многолюдно. А теперь пусто и тихо.
В глубине дома послышался детский плач. Таймаз чуть приоткрыл дверь, — трое детишек заняты игрой. Когда он вошел, дети перепугались. Но старшая девочка его узнала.
— Таймаз-ага, проходите, садитесь! Я сейчас вам чай вскипячу, — сказала девочка и, прихрамывая, направилась к двери.
— Ты чего это хромаешь? — спросил гость.
— К нам забежал какой-то незнакомый дяденька и выстрелил. Они подрались с папой. Потом этого дяденьку арестовали и увели.
— Кто арестовал?
— Пограничник и тот Баллы, у которого родился сын, знаете? Они связали незнакомому руки и увели его.
Таймазу хотелось поподробнее узнать об этом событии.
— Иди, дочка, ставь чайник! — велел он, а сам опустился на кошму. Он пытался до конца понять то, о чем рассказывала девочка. «Неужели какой-то контрабандист? А, может, косе Молла? Но зачем он тогда стрелял в девочку, почему дрался с Баратом?
«Его увел тот Баллы, у которого родился сын». Значит, контрабандиста выследил следопыт Баллы? Не дай аллах, чтобы наш Молла попался…»
Девочка принесла чайник, подала пиалу и сахар.
— Когда и откуда приезжал тот незнакомый дядя? — стал расспрашивать Таймаз.
— Да когда выпал глубокий снег, оттуда, — ткнула девочка пальцем в горы.
— А хоть помнишь какой он на вид?
— Худой, высокий.
Таймаз испугался: «худой, высокий», похоже Молла, С затаенной тревогой спросил:
— А не знаешь туркмен он или другой?
— Не туркмен. Не знаю, — растерянно ответила девочка.
— Ну а ты его видела раньше? — уточнял Таймаз, ведь если это был Молла, то она могла его помнить.
— Нет, я его никогда не видела.
— А груз у этого человека был?
— Да, был. Два пистолета, нож, фотоаппарат и раскрашенная карта…
Таймаз удивился: «Неужели шпиона поймали!..»
— Папа-то узнал этого человека?
— Нет, папа его никогда не видел. Он какой-то не здешний.
— Так говоришь у Баллы-следопыта сын родился? — переспросил Таймаз.
— Да, сын. И он устроил той, и пограничники были. А мой папа поедет в Москву. И Баллы тоже. И еще много пограничников.
— А твоего отца зачем везут в Москву?
— Он схватил за руку этого, как его, шпиона, а потом головой об стенку стукнул.
— Когда же они едут в Москву?
— Завтра.
— Ай, не ври, пожалуйста! — недоверчиво покосился на девочку Таймаз.
— Честное слово. Им будут показывать Москву, — говорят, там еще холодно. Вон пограничники папе принесли даже новые сапоги.
Возле стенки и в самом деле стояли новые сапоги.
Вошла мать девочки, поздоровались.
— Ненегуль, жива, здорова? — коротко спросил Таймаз.
— Слава аллаху. Здоровы ли Аннагозель, Сахатли-джан, Сона-джан? — стала расспрашивать женщина.
— Все здоровы, передавали привет, — ответил Таймаз и перевел разговор на то, что его интересовало: — Барат, говорят, в Москву едет.
— Завтра отправляются: и он, и Баллы, и пограничники.
— А Барата-то за какие заслуги берут?
— А за такие, что забежал к нам какой-то шпион, выстрелил в нашу девочку, а Барат его схватил. За это и берут в Москву.
— Передай Барату привет, приехал я к своему родственнику, да по пути и к вам заглянул. Хорошо что живы и здоровы. Ну, до свидания.
СДЕЛКА
Таймаз возвращался из Тязе-Кала в приподнятом настроении. Хорошие мысли обгоняли одна другую: «В Москву увозят лучших пограничников, да вдобавок прихватывают и этого всевидящего Баллы. Конечно же, нам здорово повезло. Туда ехать дней шесть и оттуда столько же. Дня три-четыре проболтаются в Москве. Вот тебе и полмесяца. А за пол месяца мы спокойненько обернемся».
И вдруг он вспомнил о Барате. «Значит и он теперь помогает пограничникам? Одного уже поймали. Ходят слухи, что и жена, и сам он хорошо работают в колхозе, как бы совсем не сбились с пути и не стали нашими врагами. Сколько времени жили у нашего порога, сколько нашей соли съели, одежды износили, а теперь вдруг выходит по пословице: «Пожирнеет ишак, начнет хозяина лягать».
Настроение у Таймаза начало портиться. Чем ближе подъезжал к дому, тем хуже становилось на душе.
«Как начать разговор с Курбанлы? Его старшему сыну, рабочему, тоже нет доверия. Совсем несчастным стал отец, если от собственного сына приходится скрывать свои дела. Придешь к Курбанлы, а там соберутся его сыновья и будут сидеть с разинутыми ртами, мол, о чем они собираются говорить? Звать Курбанлы домой тоже неудобно. Он старше, к нему полагается идти.
А, впрочем, взрослый его сын с семьей, наверно, уже переехал в новый дом. Давно ведь собирался. А младший — совсем непутевый, ходит вечно с разинутым ртом. Хорошо что ни жена, ни он не имеют привычки вмешиваться в дела Курбанлы…
Но идти по такому важному делу с сомнениями и колебаниями тоже нельзя, может и отругать, и прогнать».