Следопыт

— Того, что в туркменской одежде, я тоже не припоминаю. Но он сильно похож на Моллу. И передние зубы у него выпирают так же, и глаза голубые, пронизывающие. А вот второго товарища Моллы хорошо знаю, — сказал Исмаил, — это немец, торгующий коврами. Он говорил со мной на фарси. Все трое, видно, сильно проголодались. Кушали молча. Немец пил вино. Молла и тот другой человек только ели. Очень быстро ушли. Наверное, у них дело спешное.

Потом лавочник отсчитал Хайдару деньги.

— Спасибо, ага, желаю тебе благополучно доехать до родного села.

Хайдара сильно встревожила встреча с Моллой. «Это недобрый человек. Что он сделал с Оразом и Непесом? Сказать, что продал в рабство, так сейчас вроде нет ни тех, кто продает рабов, ни тех, кто покупает их. Может, этот Молла шпион русских и выдал Ораза с братом? Так тогда бы и у него пропало много добра… Наверное, они с товаром миновали границу, а потом Молла, аллах его знает, что сделал со своими носильщиками… Теперь вот липнет к Аннагуль, хочет даже взять ее в жены. Если бы Ораз был жив, он бы не стал этого делать. Молла богатый человек. И зачем ему женщина с двумя детьми? Ктому же у Аннагуль есть еще два деверя. А может, он и на них собирается навьючить свой контрабандный товар. А когда, сыновья Аннагуль подрастут, он и их со Своим недобрым грузом пошлет на ту сторону. Он хотел бы сделать своей женой молодую и красивую женщину. Но когда она ему надоест, и ее заставит таскать контрабанду. Молла плохой человек, страшный! Лучше бы не встречаться с таким.

Может, удастся переправить на родину и спасти сирот от такого скверного и опасного человека, как Молла.

Боюсь, что и он на своей легковой машине направляется в ту же сторону. Видимо, интересуется русской границей. Но интересы его зловещие. Не встретится ли мне этот негодяй в дороге? У меня с собой ничего нет, а он, наверняка, с оружием. Благополучно бы добраться до родных мест».

Вещи уже сложены. А женщины хлопочут у тамдыра, пекут на дорогу лаваш. На жарком огне стоит широкий, как перевернутая чашка, казан. Патма и Аннагуль лепят на тыльную сторону его тонко раскатанное, как газетная бумага, тесто. Оно быстро поспевает. Готовый лаваш складывают в стопку.

Дети вьются вокруг женщин, как бабочки вокруг света. Иногда матери угощают их лавашом. Курбан и Чары сидят поодаль. Оба грустные. Возможно от того, что завтра уедут отсюда в незнакомые места.

Солнце только оторвалось от земли, когда караван Хайдар-ага с детьми и пожитками тронулся в путь. Дорога то петляет, то снова выравнивается меж посевов и кустарников. Иногда на пути встретится небольшое селение, а другой раз мельница, возле которой зеленеет одинокая чинара или карагач.

Вот склонившиеся люди жнут серпами пшеницу. Хайдар-ага здоровается с ними. Потом дорога рассекает цветущую люцерну, кукурузное поле, бесконечные просторы хлопчатника.

За Хайдар-ага следовали два ослика, на которых сидели дети, за ними шагала Патма, поглядывая с детской радостью на встречные поля, села. За нею шла Аннагуль, время от времени тяжко вздыхая, словно все тяготы и печали на этом свете собрались в ее душе.

«Суждено ли увидеть нам Ораза и Непес-джана?. Скорее бы перебраться на ту сторону. А вдруг сразу попадемся в руки грозных и беспощадных пограничников? Жива ли там мама? Или давно уже померла, так и не увидев меня и моих детей? Ах, убирайтесь вы прочь, печальные мысли. Это недобрая примета. Да будет наш путь благополучным», — думала про себя Аннагуль.

«Где мы остановимся? Есть ли у Ораза близкие родственники? Лучше я сначала пойду домой, к родной матери. Потом примусь за поиски Ораза и Непес-джана. Дорогие мои, где мне вас искать, у кого спрашивать?..»

Караван замыкают идущие друг за другом Курбан и Чары. Так и тянулась небольшая цепочка по правой стороне дороги.

* * *

В густых зарослях, прижавшись к складкам горного склона, лежали два комсомольца. Старшим наряда был сержант Ермаков. Он и его пес Джек внимательно всматривались в темноту. В нескольких шагах неподвижно лежал и тоже глядел вперед рядовой Костин.

На границе пока что спокойно. Лишь изредка то прошелестят крылья рыщущей совы, то пробежит какой-либо зверек. От еле ощутимого дыхания ветерка о чем-то шептались листья горных деревьев и сухой кустарник.

Пограничники привыкли к этим естественным шумам и шорохам. Не к ним они внимательно и настороженно прислушивались.

Мирно лежавшая собака вдруг забеспокоилась, приподнялась. Ермаков понимал, что зря этого делать она не станет. А собака, чуть повизгивая, начала рваться вперед. Ермаков и Костин последовали за ней. Она вела их по дозорной тропинке, рядом с контрольно-следовой полосой, где обычно остаются заметными следы нарушителей. Вскоре Джек остановился. К чему-то принюхался и стал кружить. Ермаков вытащил карманный фонарик. Вместе с Костиным внимательно осмотрели полосу. После дождя поверхность ее затвердела. И все же пограничники разглядели на ней едва заметные вмятины — следы от чарыков. Они так слабо видны, что даже трудно было определить, куда шел обладатель чарыков, — туда или на нашу сторону.