Следовать новым курсом

— Да, мониторы… — кивнул Повалишин. — По всему восточному побережью выводят их из резерва, а какие законсервированы на стапелях, вроде «Пуритана», — спешно достраивают. Объявили набор матросов торгового флота, кто не идёт своей охотой — берут под конвоем. Вчера наших двух олухов чуть не загребли. Они, вишь ты, по пьяни поменялись в кабаке одёжкой с американскими матросами и стали отплясывать джигу — на свой, рязанский манер. Ну и попались вербовочному патрулю.

— Это вы мне рассказываете? — старший офицер состроил возмущённую мину. — Да я же их и вызволял из кутузки! Американцы сильно обижались — наши орлы сломали нос констеблю, а ещё двоих в окна повыкидывали… Сейчас сидят в судовом карцере, приходят в себя.

Мимо прошлёпал широкими колёсами портовый буксир. За ним на канате полз, словно баржа-грязнуха, длинный, плоский, как бильярдный стол, двух-башенный монитор. Вид он имел неопрятный — амбразуры башен забиты дощатыми щитами, палуба загромождена дощатыми клетушками, сарайчиками, будками, на корме — груда угля, прикрытая от непогоды драным брезентом.

— Вот вам ещё один, из резерва… — Повалишин проводил монитор задумчивым взглядом. — Для меня ведь, голубчик, эта война началась с мониторов — ими, похоже, и заканчивается.

— Думаете, всё же скоро конец?

— Похоже на то.

Офицеры помолчали, провожая взглядом медленно ползущий караван.

— Зато американским фрегатам раздолье, — сообщил после паузы старший офицер. — Такой разбой на трансатлантических линиях учинили — только держись! Но и англичане не дремлют: неделю назад наш приятель «Трентон» встретился возле Ньюфаундленда с другим нашим знакомцем, «Комюсом», и эта встреча закончилась для американца весьма и весьма плачевно.

— У королевы всё ещё много? — усмехнулся Повалишин.

— У королевы всё ещё много. Хотя и заметно меньше, чем год назад.

— Да, англичанам в этой войне решительно не везёт. Два раза выиграть крупные морские сражения — и оба раза не суметь воспользоваться плодами победы.

— Это вы, Иван Фёдорович, про Александрию?

— Разумеется. Тогда они, как и в Чесапикском заливе, практически разгромили противника, хотя, конечно, не без потерь. И тоже принуждены были уносить ноги не солоно хлебавши.

— Да, какое уж тут везение…

Вдали, на колокольне церкви Троицы, чей тонкий, похожий на обглоданный рыбий хребет, шпиль высился над частоколом корабельных мачт, задребезжал колокол.

— «Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас?» — нараспев произнёс Повалишин.

— «И все сие преодолеваем силою возлюбившего нас…» — подхватил старший офицер. — Послание к Римлянам, стих восьмой.

— Вижу, на уроках Закона Божия вы не спали, как наш мичманец на морской истории?

Старший офицер усмехнулся.

— В бытность мою на клипере «Гайдамак» в семьдесят пятом судовой батюшка частенько приводил именно это место из Писания. Вот и запомнилось.

— Что вы, голубчик, разве ж я в упрёк? Наоборот, сочувствую и разделяю…

Матросы на мачте «Дэлавэра» закончили возиться с ёлкой. Повалишин пригляделся — такие же деревца украшали мачты и других кораблей. С берега кричали, размахивали руками, горланили наперебой песни.

— А может, и нам, Геннадий Семёныч?..

— Что вы, Иван Фёдорыч! — глаза старшего офицера округлились от удивления. — Не по уставу, да и Рождество теперь не наше, не православное. К тому же — где сейчас ёлку-то взять?

— Бросьте, батенька, «положено — не положено». Мы, чай, не в Кронштадте, а в городе Новый Йорк. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

— Ну, раз вы так настаиваете… Боцман!

По палубе простучали башмаки.

— Вот тебе десять… нет, пятнадцать долларов, братец. Бери двух матросов, гичку — и чтобы через час были три ёлки. Где хошь добудь, хоть роди! Как принесёте — прикрутите по одной на каждую мачту, вон как американцы делают…

Он ткнул пальцем в «Делавэр».

— И ещё: после седьмой склянки команде выдать по две чарки по случаю праздника.

— Слушш! — физиономия боцмана расползлась в довольной ухмылке. — Всё сделаем в наилучшем виде. Вот ребята-то обрадуются!

С пирса со змеиным шипением взлетела и закувыркалась в чёрном зимнем небе ракета. В ответ раздались весёлые крики, полетели в воздух цилиндры, кепи, дамские шляпки. Бодро вздохнул, заиграл оркестр — музыканты все как один красовались в ярко начищенных медных пожарных касках.

— Ну что, Иван Фёдорыч, пора и нам? — старший офицер в предвкушении потёр ладони. — Посмотрим, чем нас сегодня порадуют к ужину. Слышал, буфетчик съезжал на берег — так приобрёл, шельмец, двух индеек, картошки и три фунта чернослива. Рождество — оно всегда Рождество, хоть по григорианскому календарю, хоть по какому ещё…

Нью-Йорк, 1878 год.

Сочельник.

Восточно-Китайское море

6 января 1879 г.

Мало-помалу утихла привычная суета, которой корабль жил изо дня в день, все долгие месяцы изнурительного похода. Пробили зорю, сыграли гимн «Коль славен наш Господь в Сионе», и все, кроме вахты и подвахтенных, улеглись спать. Правда, ненадолго — через два часа боцманские дудки поднимут их к рождественской службе.