Я посмотрел на стремительно приближающуюся канаву и закрыл один глаз. Второй я оставил, чтобы посмотреть, как душа будет отделяться от тела. Но «девятка» медленно снижала скорость, скользя к краю канавы. На мгновение она замерла, балансируя на краю, и... издевательски-неторопливо соскользнула вниз. Мягкий толчок известил о конце погони, и, рассматривая собственные ноги, зависшие у меня над головой, я заметил, что забыл почистить утром ботинки. Разумовский каким-то чудом извернулся и, одним рывком вырвавшись из салона, вскарабкался по краю канавы.
— Стой! — заорал он так, что у меня заложило уши. — Стой, подлец!..
— Да, и пусть уж заодно попросит прощения, — пробормотал я, путаясь в ремнях. — А если ему будет нетрудно, то и...
Грохот, донесшийся до меня сверху, оборвал мои пожелания на полуслове.
— Или это то, что я думаю, или я ошибаюсь, — уверенно предположил я и, наконец отстегнув ремень безопасности, ловко выпал из машины в грязь.
Выбравшись из канавы, я бросился вдогонку за мчавшимся со скоростью разъяренного носорога Разумовским. Завернув за угол, я на мгновение остановился, увидев перевернутую «семерку», покосившийся столб фонаря, вмятый в ее бок, и оранжевые язычки пламени, облизывающие покореженный корпус.
— Стой! — крикнул я Разумовскому, устремившемуся к распростертому возле машины телу. — Стой! Она сейчас взорвется.
Иерей даже не оглянулся. Добежав до лежащего на земле человека, он подхватил его под мышки и потащил прочь. Мне ничего не оставалось, как броситься ему на помощь. Мы успели оттащить тело метров на двадцать, когда раздался взрыв. Отпустив тело водителя, я сел прямо на асфальт и вытер ручьями струящийся со лба пот. Посмотрел на полыхающую машину, покосился на тяжело дышащего Разумовского и пожал плечами:
- Вообще-то, если вдуматься, ничего удивительного. Если верить легендам, некоторые могли приказать дождю прекратиться или, наоборот, пойти. А кое-кто и зверями повелевал... А машине скомандовать остановиться — это тьфу, а не приказ. Это и я бы смог... Если б захотел... Но, по-моему, ты перестарался...
— Песок там, на дороге, — указал иерей. — Небольшая кучка, ведра три-четыре, но, видать, неудачно налетел... Перевернуло и протащило... Посмотри, он жив?
Я посмотрел на вязаную шапочку с прорезями для глаз, закрывавшую лицо распростертого на земле человека, и покачал головой:
— Сложно жить со свернутой шеей. Я еще когда тащил его, понял, что парень свое отстрелял. Просто объяснять времени не было. Интересно, я его знаю?
Сняв с покойника маску, я посмотрел на обезображенное гримасой боли и страха лицо и кивнул:
— Знаю. Анатолий Лысенко, охранник Зимина. Сегодня у него выходной, после вчерашних трудов с банковским авралом... Вот и отдохнул...
— Стало быть, разрешилось все? — спросил Разумовский. — Вот, значит, кто «наводчик». И твои подозрения в отношении Оксаны ошибочны...
Я вновь натянул на лицо покойника маску и поинтересовался:
— А если так?..
— В каком смысле? — удивился Разумовский. — Ты намекаешь, что... Да нет, перестань... Зачем городить такие сложности? «Наводчик» перед нами — и это все объясняет...
Скрипя и громыхая железом, к нам из последних сил подполз желто-синий милицейский «уазик». Тяжело вздохнув, он остановился в пяти метрах от нас и даже как-то обмяк, беспомощно раскинув дверцы. Из него браво выскочил постовой, ростом примерно под метр пятьдесят и вряд ли более пятидесяти килограммов, если считать вместе с сапогами, рацией и резиновой дубинкой. Посмотрел на догорающую «семерку», на меня, на Разумовского, на труп у наших ног и многозначительно поиграл дубинкой.
- Так, — определился он. — Значит, все задержаны и никому не двигаться, иначе буду вынужден применить силу. Понятно?
— Понятно, — кивнул я и вновь повернулся к Разумовскому: — А я тебе говорю, что это объясняет, только когда вот так, — я снова стянул шапку с Лысенко. — А если оставить все вот так, — я надел маску, — то все выгладит так же, как раньше, и даже хуже...
Постовой подумал, склонился над покойником, снял с него маску, еще подумал, надел маску и скомандовал:
— Придется пройти в машину. Вам двоим. Труп можно оставить на месте.
— Но в нее же стреляли, — сказал мне Разумовский. — Ты сам видел...
— Я видел, что стреляли в машину, — возразил я. — А она как раз даже не поцарапана. Стреляли с расстояния в тридцать метров и промахнулись. А ведь этот парень не библиотекарем работал.
— Вы сами пойдете в машину или мне применить силу? — насупился мини-постовой и призывно махнул рукой водителю. Выбравшийся из «уазика» был на полголовы ниже постового и раза в два уже его в плечах. Я посмотрел на них, грустно вздохнул и поднялся...
* * *
— Ладно хоть машину помогли вытащить, — вздохнул Разумовский, осматривая помятый бампер и разбитую фару «девятки». — Но полдня потеряно безвозвратно. А беднягу Зимина до сих пор терзают.