Следствие по-русски-2

— А знаешь, это хорошо, — задумчиво оглядываясь на зареше­ченные окна отдела, сказал я. — Для нас это очень хорошо... Ок­сану отпустили уже давно, сейчас она в особняке, под охраной. Это наш шанс, Андрей. Нужно его использовать.

— Хочешь с ней поговорить? — спросил Разумовский. — Ка­кой в этом смысл? Да и она сейчас в таком состоянии, что ее лучше не беспокоить...

- Нет, говорить с ней будешь ты, — решил я. — Ты приедешь и обрадуешь ее известием о том, что Толя Лысенко не погиб, а находится в реанимации. Мы успели вытащить его из машины, и это его спасло. Кое-какие слухи до нее доходили, так что это будет выглядеть вполне реалистично. По идее, это должно ее об­радовать, ведь это будет означать полное окончание дела и завер­шение их мучений, тянувшихся свыше полугода. Скажи ей, что жизнь Лысенко находится вне опасности. И несмотря на тяже­лое состояние, врачи заверяют, что он быстро пойдет на поправ­ку. Скажи, что мы постараемся сделать для его скорейшего вы­здоровления все возможное — найдем лекарства, лучших специалистов... А потом им займутся лучшие следователи.

Разумовский долго молчал, покручивая ус, потом вздохнул и спросил:

— Коля, а ты понимаешь, как мы будем себя чувствовать, если она невиновна?

— Плохо будем себя чувствовать, — заверил я. — Очень плохо. Но зато мы будем уверены, что все нити сходятся на Лысенко и больше им опасность не угрожает. Страшен враг «внутренний», а с врагами «извне» Зимин и сам справится. Но чувствовать мы себя будем плохо. Тебя это очень огорчает?

— Огорчает, — признался Разумовский. - Но если я буду уве­рен, что опасность у них позади, то как-нибудь переживу. Ты со­бираешься поставить «жучки» на ее телефон?

— Вряд ли это получится. Охрана сейчас находится в повы­шенной боеготовности... Есть куда более простой вариант. В по­мещении охраны находится комната с аппаратурой, контролиру­ющей все телефонные переговоры. Мне про нее говорил Зимин. Лысенко, кстати, и занимался этой комнатой, имея возможность прослушивать все, о чем говорили хозяева дома. Вот там я и хочу провести часик-другой после того, как ты сообщишь Оксане о «воскрешении» Лысенко. Конечно, она может попросить кого- то из прислуги отнести записку в нужное место, но не думаю, что она пойдет на такой риск. Скорее всего, будет звонок по телефону. Я не рассчитываю на какую-то уликовую информа­цию, но меня интересует, куда она позвонит — Дорохову или Лопотову.

— Ты их подозреваешь?! - ужаснулся Разумовский. - Нет, Коля, для меня это точно последнее дело... Когда кто-то в опас­ности, когда кому-то требуется помощь, и я чувствую в себе силы повлиять на исход событий, я еще могу переломить себя и в чем- то пойти вразрез с законами, по которым я живу... Но это для меня слишком. Враг конкретный, опасный, угрожающий всегда находится на другой стороне, к нему испытываешь ужас и отвра­щение, пытаешься защитить от него тех, кто тебе дорог, кто нуж­дается в твоей помощи. Но чтоб вот так... Мне это не нравится.

— Мне тоже, — вздохнул я. - И я тебе давно твержу: сыск - это не работа в белых перчатках. Здесь столько грязи... Если не ставить себе цель в каждом конкретном случае помочь или защи­тить конкретного человека, а просто зарабатывать этим занятием себе на жизнь, то очень скоро притянешь к себе эту грязь, кото­рая таится в любом из преступлений. Но милиция держится именно на тех, чье призвание - защищать, а не наказывать. На­казывать - это занятие для палачей и политиков. Может быть, еще для дьявола. Я вообще сомневаюсь, что кому-то, кроме по­донков и душевнобольных, нравится подглядывать, подслуши­вать и подозревать. Это нравиться не может. Но очень редко преступник раскаивается и сам сознается в содеянном. Чаще приходиться доказывать. А доказать можно, только собрав до­статочное количество улик. И оставлять на свободе насильни­ков, убийц, извращенцев и садистов - нельзя. Значит, кому-то нужно их искать, останавливать и изолировать. Это моя работа, батюшка. Мое призвание, а не твое. Так что возвращайся-ка ты лучше к своим прихожанам и учй детишек, объясняя разницу между добром и злом, утешай нуждающихся в утешении, настав­ляй сбившихся с пути, остальное оставь мне. У тебя есть много полезной и светлой работы, вот ею и занимайся. А это - мое... Но к Оксане ты все же зайди. Расскажи ей о Лысенко и можешь с чи­стой совестью возвращаться в свой приход. Остальное - моя работа. Договорились?

- Я к ней зайду, — нехотя кивнул иерей. — Но пока ты зани­маешься этим делом, я буду рядом. Иначе о чистой совести не может быть и речи.

— Как знаешь, — не стал спорить я. — Тогда давай не будем терять время. Я переговорю с охраной — благо Зимин меня им представил — и займусь телефонами. А ты составь компанию Ок­сане до возвращения Зимина... Вот вроде и все. Ты готов?

— Это — последнее дело, — убежденно сказал Разумовский. - Последнее...

* *

— Зимин вернулся, — сообщил Разумовский, входя в комна­ту. — Все... У тебя что-нибудь есть?

Я протянул ему листок с перечнем звонков, принятых мной за последние полтора часа.