«На черта я с тобой связался?!»
…Они четыре дня ходили по Хабаровску, высматривая магазин поудобнее, поглуше. Примеривались, какая может быть выручка. Ночевали в гостиницах, упрашивая дежурных пустить на одну только ночь. И уже совсем им надоело шататься по городу, как вдруг, проезжая на вокзал, из автобуса они заметили сберегательную кассу. Это было накануне вечером. Уже темнело, улица была глуха и пустынна, окна светились ярко. Юрка решил: то, что нужно.
— Понимаешь, странно мне все это, — говорил между тем Женя Рощин сидевшему за другим концом стола Сергею Аникееву. — Этот Милютин у меня из головы не идет. Сначала я его фамилию встретил — точно помню — в какой-то другой гостинице. Теперь здесь, в «Дальнем Востоке». Допустим, совпадение. Проверил — нет, не ошибся я. Он жил в «Маяке», в комнате на восемь человек. Здесь он снимает двухместный номер, опять с тем же Зубаревым, что жил с ним и в «Маяке».
— Там — восьмиместный, здесь — двухместный. Люди улучшили свои бытовые условия. Радоваться надо.
— Радоваться-то надо. А вот мы сейчас сортируем приезжих с Камчатки, и знаешь, чьи карточки мне опять на глаза попались?
— Их?
— Точно!
— Ну-ка, ну-ка!..
— Так вот, по возрасту они как раз подходят. Милютин — сорок седьмого года рождения, Зубарев — пятидесятого.
— В каком номере они жили?
— В двести двадцать втором.
— Быстро разыщи горничную, дежурную по этажу, администратора. Всех, кто может помнить их в лицо. Я осмотрю номер. Быстро!
Днем Милютин зашел в ту самую сберкассу, выбранную ими накануне. На улице он подобрал кем-то, видно, выброшенный билет вещевой лотереи и, вертя его в руках, шагнул в помещение. И хотя еще абсолютно ничего не произошло, внутри все ныло от страха. Себе-то он мог признаться в этом.
С детства Саня очень любил читать книжки. Все равно какие. Но больше всего — про разные приключения. Читал — и начинало казаться, что все — о нем. Это он, красивый и остроумный, приканчивал в рукопашной матерого бандита и, перевязав плечо рукавом рубашки, говорил белокурой, нежной: «Ничего, до свадьбы заживет. До нашей свадьбы?»
Ему то хотелось поступить в юридический, то заняться боксом. Чтоб все видели его силу, обаяние и мужество. Однако за что бы он ни брался, его хватало ненадолго. Новая идея увлекала его — и опять на месяц. Где-то в душе он признавался, что быть на виду не так-то просто: надо работать, надо учиться. Ни того, ни другого не хотелось. Даже в семье его хватило ненадолго, хотя, казалось, он любил жену. О семье надо было заботиться, а ему нужно было, чтобы заботились о нем. Может быть, поэтому так легко ему было в ресторанном оркестре: каждый вечер на людях, все ему: «Саня, Саня…» И пятерку всегда сунут в карман, только сыграй! С женщинами ему везло: быстро знакомился, легко добивался успеха. Говорил, что способен на многое.
— Трепло ты, — сказала ему последняя его пассия. — О благородстве поешь, а куда деньги мои дел?! Пропил, гад такой.
— При чем тут деньги?!
Он давно решил: не важно, какой ты есть, — важно, каким тебя видят. И внутренне тянулся к Юрию, видя в нем ту стену, к которой можно прислониться, казаться и себе, и людям сильным, уверенным, твердым.!
…Он долго водил пальцем по таблице, шевелил губами, уже внутренне ликуя: эти дурехи ничего и не заподозрили. Будет что Юрке рассказать. Значит, так: двери двойные, можно палкой подпереть, чтоб никто не вошел, работниц всего трое, молоденькие — струсят…
Зубарев выслушал его молча. Про себя он отметил лихорадочную торопливость Санькиной речи, хвастливость… Надо будет выпить перед делом. Замельтешит в последнюю минуту, заноет. А с водочкой — посмелеет.
Он не сказал Милютину, что с Курилами расстался, взял расчет. Пусть думает, что вместе будут возвращаться. Юрий тоже съездил в отпуск, но вернулся раньше Милютина по двум причинам. Во-первых, кончились деньги. Черт их знает: копишь-копишь целый год, почти пять сотен ежемесячно получаешь, а спустишь за полмесяца. Европа деньги любит. Он ездил с одной девчонкой на Рижское взморье, шикарно пожил и весьма облегчил свой портмоне. В Москве ждала неприятность. Отец требовал выписки из квартиры.
— Ладно, куплю себе кооперативную.
— Вот и купи. Чем с бабами шляться, давно б в кооператив вступил.
Ладно. Будет у него и кооператив, и машина, и квартира тоже будет. Вся в коврах, мебель — модерн. Хватит ему по волнам шататься, на камбузе поварить. С этой штукой, которую Санька ему за сотню загнал, он и без камбуза проживет. Первый и последний раз. Возьмут тысяч пятнадцать — двадцать, поделят — и в разные стороны. А там видно будет. Посмотрим, какую квартиру он себе отгрохает.
— Ты, Сань, пей. «Стрелецкая» какая-то, навроде «перцовки».
— Ну, выпьем за успех нашего безнадежного дела, что ли?
— Ты пей, не трепись.
— Ладно. За тех, кто в море!
— Будь…
Они прикончили бутылку, но не захмелели ничуть. Так, только-только на подвиги потянуло.