Следствие поручено мне

Ольга Дубовая, вслушиваясь в этот мирный, неторопливый разговор, все ловила себя на одной мысли. Еще когда она производила опись личных вещей, изъятых у Милютина, обратила внимание на его записную книжку. Почти новая, адресов в ней было немного, однако выписаны они были с той старательностью и аккуратностью, с какой обычно люди начинают вести адресные книжки в первые дни. Чтобы еще раз проверить свою догадку, она подошла к куче вещей, изъятых из карманов Милютина, выбрала записную книжку — голубенькую, с твердым переплетом, еще не утратившим добротный глянец, и начала ее листать. Взяла маленькую складную лупу…

Она нашла то, что искала. Маленькая деталь беспорядка в почти новой адресной книжке при первом осмотре скользнула мимо ее внимания, однако чем-то зацепилась в памяти. И все это время она старалась вспомнить — чем?

Вертикальный ряд алфавитных букв был нарушен. В одном месте, в самом низу, не хватало листка. Сразу за буквой «Э» шел листок с буквой «Я». Куда «Ю» девалась из новой-то книжки? Вырван листок? С какой целью? Для записки, например, не стал бы человек портить алфавитный листок, ведь в книжке есть листки без буквенного обозначения. «Ю» — ведь так зовут Зубарева — Юрий. Она смотрела, нет ли его адреса на букву «3», но ведь Милютину не обязательно величать Зубарева по фамилии, достаточно черкнуть, например, «Юрка» — и ему было бы все понятно.

Ольга пристально вглядывалась в следующий листок, с буквой «Я». Он был абсолютно чист, и она сразу обратила внимание на вмятины, след записи с исчезнувшего листка. «М-а, Дикого, 84–21».

Догадку надо было немедленно проверить, и Дубовая быстро набросала записку Друганову: «Спросите его — чей это адрес был записан: М-а (может, Москва?), Дикого, 84–21. Листок с буквой «Ю» (Юрий?) вырван».

Друганов, глянув на записку, одобрительно хмыкнул, посмотрел на Ольгу с благодарностью. Но с вопросом не спешил. Он с интересом слушал разглагольствования Милютина.

— Вы понимаете, я такой человек, что уж если что решил, то это — железно. Вот я же решил вам рассказать все чистосердечно — и говорю, а вы мне не верите, Я говорю — а вы все не верите. И как вас убедить, что я говорю всю правду, — ну просто ума не приложу…

— А ты артист, Саша. В театре, случайно, не работал?

— Представьте себе! Был такой эпизод.

— Серьезно? И в спектаклях играл?

— Почти. Я рабочим сцены работал, но режиссер все время говорил, что у меня должно получиться, и если б я не ушел, то, может быть…

— А ты такого артиста по фамилии Дикий не помнишь?

— Странная какая фамилия.

— А между тем артист был замечательный. Его именем даже улица названа в Москве.

— Неужели?

— В самом деле. И адрес Зубарева в Москве: улица Дикого, дом номер восемьдесят четыре, квартира двадцать один. Понял?

Друганов испугался, что Милютин опять улизнет в болтовню и не подтвердит так необходимый адрес укрытия Зубарева. И решил принажать на «понял».

— И ты мне тут сметану не лей, я таких ухарей видывал, да перекидывал, понял? Листок он, видите ли, выдрал, голову тут ломай с ним. Говори быстрей, отправлял Зубареву телеграмму в Москву, на улицу Дикого, дом восемьдесят четыре? И не крути мне шарики, понял?

То ли адрес, прозвучавший как гром с ясного неба, то ли внезапная смена доверительных интонаций на редкость подействовала, но Милютин, вдруг всхлипнув, словно бы у него перехватило горло, согласно кивнул раз и еще раз кивнул.

— Ну, то-то, — смягченно проворчал Друганов, возликовав в душе.

— Вы меня не так поняли, я сам хотел рассказать, что где-то у меня был записан адрес, а где — не помню…

Телеграмма Москва, УВД

По имеющимся сведениям, на улице Дикого, дом 84, кв. 21, должен объявиться Зубарев Юрий Владимирович, 1950 года рождения, разыскиваемый по делу о разбойном нападении на сберкассу в Хабаровске. Просим срочно произвести осмотр поездов, идущих в направлении Москвы с востока. По нашим сведениям, в ближайшие дни Зубарев должен подъезжать к Москве. При задержании следует проявить особую осторожность: Зубарев вооружен револьвером системы «Наган».

Хабаровск, Егоров

— Так, — Егоров удовлетворенно вздохнул и улыбнулся своим мыслям: — Кажется, выходим на финишную прямую.

Дело, которое всю эту длинную неделю мучило и угнетало его, наконец подходило к концу. Только бы этот Зубарев не свернул с пути, только бы не ускользнул. Хитер бобер, почуял жареное в аэропорту, самолетом не полетел. Сегодня как раз пошли седьмые сутки — именно столько ему до Москвы поездом добираться, если только…