Следствие поручено мне

— Который? Длинный тот, в пестрой рубашке, да? Ой, да толком я его не знаю. Эдик это. Бывший наш студент. То ли выгнали, то ли сам бросил, точно не скажу. А что, понравился, да? Стандартный пижон в джинсах. Не советую, не одобряю выбор, — шепнула Зинка. — Но если хочешь познакомиться — помогу.

…В тот вечер Эдик Ренский проводил свою новую знакомую. Они постояли у подъезда, поговорили о том о сем.

Ренский относился к числу тех молодых людей, которые оценивали жизнь по внешним ее признакам, причем имеющим отношение исключительно к нему самому. Некоторые способности к рисованию он посчитал талантом, призванием. Поступил на худграф пединститута. Учеба оказалась, однако, далекой от той схемы восхождения к славе, которую наметил себе Эдик. Учеба требовала труда, усидчивости, посещения лекций — это его не устраивало. Первые этюдные пробы показали, что художника из него не получится. На второй, летней, сессии он завалил два экзамена, разрешили пересдачу, но — увы! Эдик вынужден был с институтом расстаться.

— Работает пусть Алитет, он толстый, — заявил Эдик родителям. — Я и так проживу. Не волнуйтесь, предки, не пропаду.

Ренский стал завсегдатаем городского рынка — «толкучки». Покупал и перепродавал дефицитные товары: импортные джинсы, разрисованные рубашки, сигареты, зажигалки, меховые шапки. Его замечали среди иностранных туристов, вертелся он у гостиниц. Изредка Эдик объявлялся в институте с объемистым портфелем, предлагал своим бывшим однокурсникам американские сигареты, жевательную резинку, девушкам — импортную парфюмерию. Цены назначал такие, что одолеть их с помощью студенческой стипендии, без родительских денег, было не под силу.

Одевался Эдик «на уровне лучших образцов» зарубежной моды. Операции с импортными тряпками позволяли Ренскому чувствовать себя уверенно и независимо — деньги у него водились.

Валя увлеклась Эдиком. Он понравился ей своей уверенностью, раскованным поведением, но без притворства и кривляния. Было лестно появляться на улице, в ресторане или кафе с этим высоким парнем с аспидно-смолистой бородой и усами, одетого во все заграничное, фирменное.

— Зарабатывать красненькие, Валюха, не обязательно в государственной конторе. Я свободный предприниматель, не вор и не налетчик. Но деньги у меня есть и будут. И неплохие вроде, — откровенничал Эдик. — Держись меня, не пропадешь.

Валя улыбалась, не спорила с ним, хотя и не разделяла до конца «теории» Эдика.

7

Заканчивался сентябрь, месяц желтых и багряных красок, свежего, прохладного ветра. После неудачи с институтом Валя все еще пребывала на распутье: надо искать работу, но какую, где? Евгения Ивановна помалкивала, боясь ее раздражения. Однажды за ужином все-таки спросила:

— Ты, Валюша, как дальше думаешь жить? Может, на курсы какие-нибудь пойдешь, а?

— Какие еще курсы, мам, ты придумала? Уж не в медсестры ли мне податься? — раздражаясь, оборвала она Евгению Ивановну. — Придумала! Курсы… А жить на что будем? На твою пенсию? Так ее тебе на лекарства не хватит. Работать я пойду, вот что, мамочка.

— Ну, смотри сама, доченька, тебе виднее, — не перечила Евгения Ивановна.

По рекомендации приятеля отца Валю приняли кассиром в Гипроавтодор.

Эдик Ренский воспринял эту новость снисходительно-иронически:

— Миллионершей станешь, старуха. Сколько в месяц платят? Восемь штук красненьких?

Сотрудники Гипроавтодора знали о несчастье, случившемся в семье Пащенко. К новенькой кассирше женщины отнеслись доброжелательно, тепло. Терпеливо объясняла ее обязанности, учила новому делу старший бухгалтер Калерия Юрьевна. Она по-матерински опекала девушку. Калерия Юрьевна была знакома с ее отцом и считала своей обязанностью помочь Вале стать на ноги.

— Через три-четыре месяца, Валенька, войдешь в курс дела. Всякая наука — это время да труд. Приглядывайся повнимательнее — получится. Мы всегда поможем, голубушка.

Несложные обязанности кассира Валя осваивала быстро, но без удовольствия. Калерия Юрьевна была довольна новой работницей:

— Вот видишь, голубушка, получается все у тебя неплохо. Не думаю я, конечно, что ты останешься у нас навсегда кассиром. Тебе, ясное дело, учиться надо, вот потихоньку и готовься. Время у тебя есть.

— Я об этом думаю. Спасибо вам, Калерия Юрьевна, за хлопоты ваши.

Вскоре, однако, Калерия Юрьевна уволилась с работы. Ее мужа, подполковника-связиста, перевели служить в другой город.

— Учиться тебе надо. Обязательно в институт подавай, — прощаясь, напутствовала Валю Калерия Юрьевна.

На ее место старшим бухгалтером вскоре приняли Зинаиду Ивановну Корневу, молодую еще женщину, энергичную, разговорчивую, располагающую к себе. Корнева не скрывала, что перешла в институт из-за большего оклада — здесь он был на двадцать рублей выше, чем на прежней ее работе.

Невысокого роста, подвижная, с резкими жестами, быстрой походкой, Корнева была полной противоположностью медлительной и добродушной Калерии Юрьевне. Недели через две Зинаида Ивановна уже уверенно держала в руках бразды правления бухгалтерией.

8