Читаем Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой полностью

Неточка Незванова хранит в памяти лишь несколько детских впечатлений «до девятого года», являющихся ей «как будто во сне»[468]. Но с момента, когда она «начала сознавать себя», как будто «очнулась вдруг <…> от глубокого сна», она среди несчастных обстоятельств «развилась быстро, неожиданно»[469]. Ее первое подробное воспоминание – о ссоре между родителями[470]. Во время ссоры и после нее она необъяснимым образом проникается «безграничной любовью» к отчиму и занимает его сторону, ненавидя мать и боясь ее. В прозе Достоевского Неточка становится первой в длинной череде несчастных и неестественно задумчивых детей из неблагополучных семей.

Непосредственным литературным образцом для Достоевского при изображении как добродетели детства, так и детского несчастья был Чарльз Диккенс, который в «Оливере Твисте» (1838) и в «Лавке древностей» (1840) «поставил ребенка в центр романа для взрослых», что в то время было «практически неизвестно»[471]. Диккенс приобрел в России чрезвычайную популярность в течение 1840-х. «Оливер Твист» был опубликован в 1841 году, «Лавка древностей» появилась в 1843 году в «Библиотеке для чтения», а затем отрывок романа под заглавием «Нелли (Рассказ Чарльза Диккенса)» – в «Москвитянине» в 1847 году. Роман «Домби и сын» об одиноком детстве маленькой девочки, нелюбимой эгоистичным отцом, стал сенсацией 1847–1848 годов, опубликованный одновременно в двух самых популярных журналах – «Современнике» и «Отечественных записках»[472]. Неудивительно, что критика видела сходство между Флоренс и Полем Домби и детьми, изображенными в «Неточке Незвановой»[473].

В своих самых ранних произведениях Диккенс подчеркивает невинность и доброжелательность даже в тех детях, которые подверглись насилию[474]. Оливер Твист, например, остается добрым мальчиком среди всех своих страданий. Маленькая Нелли из «Лавки древностей» настолько свята, что многие читатели – особенно литературные критики – ее возненавидели. Открыто ссылаясь на Диккенса и этот его роман, Достоевский дал имя Нелли в «Униженных и оскорбленных» осиротевшему ребенку, которого повествователь спасает и берет к себе жить[475]. Критики использовали этот пример, сравнивая Нелли Достоевского с маленькой героиней Диккенса и заявляя о его превосходстве как реалиста над английским романистом. Независимо от того, усовершенствовал Достоевский Диккенса или у него просто был шире взгляд на действительность[476], в «Униженных и оскорбленных» он совершенствует себя, создавая персонаж, который больше, чем Неточка Незванова, и больше, чем ее прообраз Флоренс Домби, психологически изувечен причиненным ей злом. Как бы ни был жесток по отношению к ней отец, Флоренс не перестает любить его. Как бы ни использовал ее отчим и как бы плохо ни обращался с ее матерью, Неточка любит его так же, как позднее будет любить княжну Катю, как бы Катя ни мучила ее. У маленькой Нелли Диккенса нет ни одного недоброго побуждения, тогда как Нелли Валковская борется с несколькими. Она страстно любит Ваню (рассказчика) и в то же время пытается избежать этой любви как потенциального источника зависимости и страданий. Не стоит забывать, однако, что добро в конце концов одерживает победу в Нелли, которая, как и маленькая Нелли у Диккенса, жертвует жизнью ради Вани и своих новых друзей. Поэтому, создавая эту героиню, Достоевский отдает дань Диккенсу как единоверцу, признающему и существование добродетели, и ее уязвимость в мире зла[477].

Как бы ни были важны для Достоевского диккенсовские портреты добрых детей, английский писатель предложил юному автору более детализированное изображение детства, чем принято считать[478]. Как и Достоевский, он, с одной стороны, иногда изображает обычных здоровых детей, каковы, например, школьники в «Лавке древностей». Даже у маленькой Нелли было счастливое детство. В 1-й главе она еще способна смеяться смехом «детским и полным веселья», а в 61-й главе Кит, находясь в заключении, ностальгически вспоминает более счастливые времена и их общий смех – до того, как страсть ее деда к азартным играм разрушила жизнь Нелли. На страдания Нелли отвечает тем, что становится мученицей добродетели, но Диккенс не больше, чем Достоевский, отрицает почти непреодолимое воздействие внешнего зла на здоровые души. В «Оливере Твисте», например, есть плохие дети, такие как Ноа Клейпол, Ловкий плут (ровесник Оливера) и, возможно, самый заметный среди них сводный брат Оливера Эдвард Лифорд (Монке), который «с младенчества отталкивал [своего отца] холодностью и отвращением» (глава 51-я). Сцены, когда Оливер возвращается в общество преступников после того, как Фейгин оставил его в одиночной камере, и с радостью чистит сапоги Ловкому плуту; и когда он от души смеется над рассказами Фейгина о совершенных им ограблениях, демонстрируют проверенный и до сих пор успешно действующий метод Фейгина по перегонке в юные души яда порока[479].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары