Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой

В тексте Достоевского этот уровень оставлен недраматизированным, но тем не менее он присутствует. Молодой Достоевский был иррационалистом в том шеллингианском смысле, каким мы его описали, но он не был противником мысли. Чтобы познать субъективность, поэт (или ученый) должен с возможной полнотой отождествить себя с ней, на время воздержавшись от суждений, что для разума является невозможной задачей. Но получив представление о фактах человеческой природы, человек может – и должен – думать о них, и именно это происходит на том уровне повествования в «Бедных людях», где автор и читатель вступают в контакт благодаря системе сравнений, уподоблений и наблюдая за другими моделями и структурами. Голос автора не слышен, он не делает прямых выводов, здесь сдержанность Достоевского отчетливо контрастирует с практикой Одоевского. Следует признать, что Одоевский обращает на себя внимание как автор только в кратком предисловии и в эпизодических подстрочных примечаниях. Но в книге слишком много открыто аналитических и дидактических слоев, и каким бы ни было намерение Одоевского, его художественный нарратив слишком очевидно подчинен идее автора романа, которая состоит в изображении мира, якобы противящегося тому, чтобы быть изображенным с помощью разума[167]. В «Бедных людях», напротив, автор настраивает разум читателя, но не направляет его, и что особенно важно, автор не выступает противником читательской эмпатии по отношению к героям, не превращая их в откровенные иллюстрации моральных и философских положений. Повесть действительно демонстрирует, как утверждает Бахтин, взаимодействие сознаний, но автор задумывал нечто большее. Чтобы понять, каким мог быть его более широкий замысел, необходимо рассматривать «Бедных людей» как выражение романтической эстетики.

Принимая близко к сердцу диатрибы Одоевского в «Русских ночах», направленные против философской систематики, Достоевский совершенствует его романтический роман, добиваясь того, чтобы читатели действительно могли представить реалии сознания, всматриваясь в характер его главного героя. Автор в произведениях Достоевского не читает читателю лекций. Его риторическая стратегия представляет подлинную связь между познающим и тем, что должно быть познано; возможно, об этой связи Достоевский узнал от Одоевского, однако ему удалось гораздо успешнее, чем последнему, поставить ее на службу в художественном тексте.

Девушкин глубже и глубже осознает свое человеческое несовершенство, и «Бедные люди», как зеркало, отражают этот процесс. Как позднее в случае с Подпольным человеком, сознание Девушкина не является ни цельным, ни гармоничным. Если использовать близкие Достоевскому религиозно-исторические термины, он – переходное существо, лишенное той гармонии, которую Достоевский приравнивал к высокой красоте. Стремление Девушкина к внутренней гармонии и ощущение ее отсутствия выражается в его повторяющихся жалобах на то, что у него нет собственного литературного стиля. Он жалуется на это к моменту завершения романа. Его сознание представляет собой «фактическую незавершенность, стремящуюся к гипотетическому единству»[168]. Его ошибка заключается в вере в то, что достигнуть единства или полноты он может благодаря отношениям с Варенькой. Автор подспудно, неявно вмешивается, чтобы указать на невозможность этого. По мере того как Девушкин все отчетливее понимает трагизм своего положения (хотя никогда не осознает этого в полной мере), он отмечает, что его прозаический стиль улучшается.

Девушкин страдает романтической тоской. Идеальный читатель Достоевского способен идентифицировать себя с его уязвимостью и стремлением к любви и способен также с грустью принять тонкий авторский комментарий. Нежно, осторожно, но не сентиментально, автор делает Девушкина таким, каков он есть – переходным существом, не способным быть идеально красивым или цельным, ни морально, ни этически[169]. Чтение «Бедных людей» предполагает, что читатель должен «невольно задуматься»; в отличие от рассказчика от первого лица в «Живом мертвеце» (процитированы его слова из эпиграфа к «Бедным людям») или Макара Девушкина, идеальный читатель в состоянии продолжать думать – вместе с автором – вплоть до горького конца. Возможно, это трудно сделать в отношении себя, но понимание себя может прийти через осмысление трагической ситуации Макара Девушкина и через отождествление себя с ним.