Следуя сердцу (СИ)

Чангэ смерила его сверху донизу оценивающим взглядом и, поколебавшись для виду, весело улыбнулась, согласно кивнув:

— Конечно!

…

Все время, что они обходили торговые ряды и лавки в центре Чанъаня, следуя известному только Чангэ плану, Сун размышлял о том, с кем им предстоит встретиться, и почему этот человек был важен для принцессы. Но только когда они начали подниматься к небольшому буддистскому храму на окраине города, у него появилось предположение.

— Что это за место? — легко спросил он, разглядывая надпись над входом «Будь великодушен» и стараясь замаскировать охватившее его волнение проявлением любопытства.

— Здесь спит долгим сном моя мама, — серьезно ответила Чангэ. — Я привела тебя встретиться с ней.

— О! Надеюсь, я произведу хорошее впечатление, — неловко пошутил Сун, оглядев себя и старательно поправляя чуть перекосившийся пояс.

Чангэ, должно быть, заметила его волнение. Она всегда была внимательной.

— Если бы мама могла увидеть тебя, ты бы ей понравился, — успокаивающе сказала она и протянула ему руку.

Так, взявшись за руки, они вошли в небольшой светлый павильон храма, в центре которого, возле позолоченной фигуры медитирующего будды, была установлена бронзовая поминальная табличка с незатейливой надписью «Светлой душе госпожи Цзинь». Легким дымком курились палочки с благовониями, а на столике с подношениями стояли небольшие чаши с разными фруктами.

— Похоже, кто-то часто бывает здесь, — оглядевшись, сделал вывод Сун. — Ни пылинки вокруг, и подношения выглядят довольно свежими.

— Ты прав, — согласилась с ним Чангэ, забрав у него переносной короб с купленными фруктами и сладостями и раскладывая их на приобретенный вместе с подношениями небольшой изящный поднос. — Интересно, кто посылает слуг, чтобы поддерживать здесь порядок — Лэйянь или Шуюй? Когда я покидала Чанъань, то опасалась, что никто никогда больше не вспомнит об этой невинной жертве. Теперь мне будет легче на душе.

Они опустились на колени перед поминальной табличкой, совершили почтительный поклон. Обычаи поминания ушедших у степных народов были другими, но Сун, осознавая значимость происходящего, готов был следовать традициям Тан.

— Мама, я вернулась. Я пришла, чтобы увидеться с тобой, — обратилась Чангэ к духу матери так естественно, словно та в самом деле стояла перед ней. — И привела с собой друга. Познакомься, это Сун.

— Я, Ашилэ Сун, приветствую госпожу, — приложив руку к груди в приветственном жесте степных народов, почтительно произнес Сун, глядя на поминальную табличку, потом спросил Чангэ: — Чангэ, могу я что-то сказать твоей маме?

Чангэ кивнула. Сун налил в чарку вина из стоявшего тут же кувшина, медленно окропил им землю перед собой и заговорил:

— Госпожа, это наша первая встреча. У меня не было возможности подготовиться, поэтому прошу принять это вино в качестве извинения и как знак моего уважения… Чангэ пережила много неприятностей из-за меня. За это я прошу прощения. Так вышло, что мы постепенно полюбили друг друга. Поэтому прошу вас позволить мне впредь заботиться о ней. — Он поглядел на притихшую Чангэ, чуть улыбнулся и уверенно продолжил: — Госпожа, вы можете быть спокойны. Я буду любить ее и заботиться о ней изо всех своих сил.

— Что за глупости ты рассказываешь моей маме? — не глядя на него, почти шепотом одернула его Чангэ, сгорая от смущения.

— Это не глупости. Я говорю с ней искренне, — мягко ответил Сун, повернувшись к ней. — Помнишь, что ты сказала мне в Лояне? Что говорила в Мобэй? Ты ведь не собираешься отказаться от своих слов? — Сун снова повернулся к поминальной табличке и, возобновив уверенный тон, которым говорил с госпожой Цзинь, добавил: — Мужчины степей любят, защищают и заботятся о любимых девушках.

Чангэ помолчала немного, справляясь с неловкостью, а когда снова заговорила, на лице ее появилась слабая улыбка.

— Мама, я… мы с Суном будем навещать тебя. Вместе.

Она хотела добавить что-то еще, но Сун, раньше нее услышавший тяжелые шаги снаружи, резко поднялся, поворачиваясь к открытым дверям павильона, где, удивленно глядя на поднявшуюся следом за ним Чангэ, замер император Тан Ли Шимин.

Немая сцена не продлилась долго.

— Чангэ? — Ли Шимин шагнул навстречу принцессе, и Сун, едва сдержав порыв заслонить Чангэ собою, встал рядом с ней, настороженно наблюдая за ним и вошедшим следом за императором молодым стражем с таким же, как у них, коробом в руке. — Чангэ. Последний раз мы расстались у реки Вэй. Я рад, что у тебя все хорошо.

— Я переживу что угодно, до тех пор, пока своими руками не расправлюсь с убийцей, — непримиримо ответила Чангэ, гордо вскинув голову.

Ли Шимин вздохнул. От внимательного взгляда Суна не укрылось, как медленно угасла радость в его глазах, сменившись чем-то похожим на смирение. Обойдя Чангэ, он приблизился к столику с приношениями, зажег палочку благовоний и молча поклонился, сложив перед собой руки. Молодой страж начал выставлять из короба приношения, заменяя те, что были на столике до этого. Его движения были быстрыми и привычными, Сун подумал, что он делал это далеко не в первый раз.