— Вот только для меня ты — ничто, — отрезал Сун, не скрывая презрения.
— А Ли Чангэ? — с обманчивой мягкостью спросила катунь. — Бывший тегин Соколиного войска рода Ашилэ готов быть простым охранником Ли Чангэ. В самом деле, не понимаю тебя. Что ты нашел в этой девочке? Почему позволил ей стать твоим слабым местом? Непобедимому в боях воину не нужно бояться ни врагов, ни друзей, а только своих слабостей.
Чего добивалась матушка, высказывая эту почти неприкрытую угрозу? Думала таким образом склонить его к повиновению? Шээр горько усмехнулся. Совсем недавно он сам поступил точно так же, угрожая Суну жизнью Айи. Катунь знала о действенности своей угрозы. Только вряд ли холодный ответ Суна соответствовал ее ожиданиям.
— Если ты навредишь ей, клянусь, я заставлю тебя умереть страшной смертью.
С этими словами Сун стремительно вышел из покоев катунь, мимоходом взглянув на не успевшего двинуться с места Шээра. Опомнившись, Шээр сбежал по ступеням вслед за ним, и заступил дорогу, рукой преграждая путь.
— С дороги, — холодно потребовал Сун.
— Почему ты не хочешь вернуться? — не уступил Шээр.
— Вернуться? — Сун шумно выдохнул и, недружелюбно глядя на него, ответил: — Стрела, пущенная в Мобэй по ее приказу, почти стоила мне жизни. — Рука Шээра медленно опустилась. В пьяном угаре он винил в «смерти» Суна дядю, но, если подумать, тот был уже слишком болен, а уж удар в спину и вовсе был не в его характере. Сун будто услышал его мысли: — Скажи лучше, насколько плох сейчас мой отец?
— Мама хорошо заботится о нем. Тебе не нужно беспокоиться, — рассеянно ответил Шээр, но его слова Суна совсем не успокоили. Сун рассматривал его с выражением, странно похожим на жалость. — Что ты так на меня смотришь?
— Похоже, ты веришь в то, что говоришь, — продолжая изучающе глядеть на его, сказал Сун. — Позволишь и дальше дурачить себя? Шээр. Тебе ни разу не приходило в голову, что внезапная и тяжелая болезнь такого здорового мужчины, как он, кажется подозрительной, особенно в сочетании с решением переместить Главный Шатер в Динсян? Эта странная болезнь и перемещение власти в Динсян — не могут быть случайностью.
— Не оговаривай нас с мамой! — воскликнул Шээр, со страхом осознавая справедливость слов Суна. С тех пор, как дядя хан заболел, матушка лишь раз позволила ему навестить его. Хан уже тогда не узнал его и потерял дар речи, так как он мог распорядиться о поездке в Чанъань?
Сун хмыкнул и, оттолкнув растерявшегося шада в сторону, ушел, на прощание пренебрежительно бросив:
— Я не говорил о тебе. Тебе никогда не удалось бы продумать все с такой тщательностью.
…
Шээр всегда представлял себе матушку как нежную и хрупкую женщину, испытавшую в своей жизни много тягот и унижений. По какой-то неизвестной ему причине Великий Хан не любил, а лучше сказать, ненавидел катунь. Она же всегда заботилась о нем, терпеливо снося его оскорбления и даже выбрав для него ставшую любимой наложницу. Когда дядя хан тяжело заболел, на нее свалилось много дел и обязанностей. Хотя до сих пор она не посвящала Шээра в свои планы, он был уверен, что действия катунь в конечном счете направлены на благо рода Ашилэ.
Поэтому ему было сложно признаваться даже самому себе, что подслушанному разговору и последующим словам Суна удалось зародить в нем сомнения в чистоте намерений катунь. Крупица за крупицей собирая свои наблюдения, он стал замечать и узнавать то, чего не видел раньше, или чему не придавал значения, постепенно осознавая настоящую цель приезда катунь в Чанъань.
То, как продуманно катунь давила на Тан, вынуждая императора к высказываниям, неблагоприятным для переговоров о союзе с кланами пустыни. Как со скрытой ненавистью смотрела на Ли Чангэ, нарушившую этот план. Как недовольно поджимала губы, когда Шээр поддался на провокацию, согласившись на соревнование в обмен на руку принцессы Тан.
То, с какой яростью она смотрела на едва живого, но честно победившего стража, спасшего принцессу Тан от несчастной судьбы, подобной ее собственной.
То, как удачно еще в первые дни был найден мертвым единственный из глав пустынных кланов, активно призывавший отказаться от союза с Тан, и нашелся даже свидетель, утверждавший, что завтрак ему принесла служанка принцессы Мобэй. Позже в покоях этой служанки, которой оказалась Мими Гули, был найден флакон с ядом.
Чтобы защитить Мими, Шээр перевел подозрение на себя. Потому что Ли Чангэ не могла быть той, кто стоял за отравлением. А найденный флакон был в руках Мими, когда они встретились накануне.