Читаем Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания полностью

Силу этих историй трудно переоценить. Они показывают, как мы действуем и реагируем сегодня, и формируют видение возможного будущего. Я вижу это, когда провожу курсы выживания в дикой природе, а вопросы и комментарии студентов на тему зомби или ЭМИ отражают содержание наших фантазий. Я вижу это во время пандемии Covid-19, когда пишу свою книгу. Во время этого кризиса мы изо всех сил старались вести себя правильно. Люди не могли не следовать указаниям оставаться дома. Мы политизировали медицинские рекомендации и передовой опыт. Частично эта трудность выходит за рамки имитации апокалиптических повествований и связана с нашим прославлением индивидуальности и самодостаточности. Эти ценности формируют истории нашего происхождения, мифическое прошлое и определяют наши реакции в ответ на чрезвычайную ситуацию. Другая часть наших трудностей в борьбе с пандемией связана с сюжетами, которые мы создаем о меняющих мир катастрофах. Действия, необходимые для выживания, не походили на поведение, наблюдаемое в историях об апокалипсисе. В каком-то смысле пандемия стала анти-апокалипсисом, по крайней мере, с точки зрения наших представлений о нем. Никто не фантазирует о таком крахе, когда ты вынужден сидеть дома и ничего не делать. В подобной ситуации твои навыки, снаряжение и приготовления никак не помогут, если только ты не запасся туалетной бумагой и дезинфицирующим средством для рук. Но именно это бездействие помогло нам выжить. Оставаясь на месте. Следуя советам экспертов. По сравнению с типичным апокалиптическим сценарием, пандемия Covid-19 стала самым неприятным кризисом, который только можно себе представить. Поэтесса Бьянка Сприггс назвала ее «домашним апокалипсисом»; на мой взгляд, этот термин четко отражает суть данной пандемии{69}. В соответствии с традиционным разделением труда мы ассоциируем слово «домашний» с женщинами. Бытовая сфера в наших патриархальных системах всегда оставалась радикально недооцененной по сравнению с общественной жизнью. Мы живем в иллюзии, что определенные различия в строении мужского и женского мозга и тела делают один пол более подходящим для определенных ролей. В нашей близорукости публичные действия и индивидуальный героизм являются территорией мужчин. Но на этот раз героизм положение не спас: скорее, большинство людей действовали как члены сообщества и собрались, чтобы защититься. Именно это привело к успеху. Это не похоже на апокалиптический роман-бестселлер. К слову, пандемии гриппа 1918 года тоже посвящено очень мало романов{70}.

Чтобы осознать разрыв между нашими ожиданиями и реальностью, я обращаюсь к образам апокалипсиса, которые формируют наши ожидания и подпитывают воображение. Повторяющиеся сюжеты дают представление о том, чего мы хотим и чего боимся в будущем. Несколько сюжетов я замечаю как в популярных средствах массовой информации, так и в том, как мы говорим о будущем, готовясь к нему.

Первый и доминирующий сюжет наших апокалиптических повествований включает в себя героев и героизм. В нашем видении все будущие проблемы решит непременно какой-то отдельный герой. В некотором смысле это логично, учитывая то, как мы создаем сюжеты для романов, фильмов и телепередач. Даже в историях типа романа «Молот Люцифера» (где на Землю падает комета), в которых фигурируют несколько групп в разных местах и в разное время, в каждой группе имеется свой герой. Разумеется, фантазии о героизме не ограничиваются катастрофическими сюжетами, но однозначно преобладают. Апокалиптические фантазии предлагают нам все необходимые параметры, в рамках которых мы можем спасти свою семью или мир и использовать навыки, в обычной жизни относительно бесполезные (или не используемые). Это примитивные навыки выживания вроде тех, что я преподаю на своих курсах, или навыки, запрещенные в обществе, например применение насилия.

Этот сюжет несет в себе несколько значений. Во-первых, сосредоточенность на том, что с ситуацией справится небольшая группа людей или вообще один человек, означает, что более крупная община представляет собой проблему. Во-вторых, решения добываются путем героических действий, на которые затрачивается много сил, и эти силы быстро заканчиваются. Долгосрочные решения, которые не приносят мгновенного результата, неидеальны и изменчивы по природе, в подобных сюжетах не рассматриваются. На самом деле почти все важные проблемы требуют долгосрочных решений, и этот процесс изменчив, постоянно подстраивается под обстоятельства и никогда не бывает завершенным. И, в отличие от героического поступка, не приносит мгновенного удовлетворения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

… Para bellum!
… Para bellum!

* Почему первый японский авианосец, потопленный во Вторую мировую войну, был потоплен советскими лётчиками?* Какую территорию хотела захватить у СССР Финляндия в ходе «зимней» войны 1939—1940 гг.?* Почему в 1939 г. Гитлер напал на своего союзника – Польшу?* Почему Гитлер решил воевать с Великобританией не на Британских островах, а в Африке?* Почему в начале войны 20 тыс. советских танков и 20 тыс. самолётов не смогли задержать немецкие войска с их 3,6 тыс. танков и 3,6 тыс. самолётов?* Почему немцы свои пехотные полки вооружали не «современной» артиллерией, а орудиями, сконструированными в Первую мировую войну?* Почему в 1940 г. немцы демоторизовали (убрали автомобили, заменив их лошадьми) все свои пехотные дивизии?* Почему в немецких танковых корпусах той войны танков было меньше, чем в современных стрелковых корпусах России?* Почему немцы вооружали свои танки маломощными пушками?* Почему немцы самоходно-артиллерийских установок строили больше, чем танков?* Почему Вторая мировая война была не войной моторов, а войной огня?* Почему в конце 1942 г. 6-я армия Паулюса, окружённая под Сталинградом не пробовала прорвать кольцо окружения и дала себя добить?* Почему «лучший ас» Второй мировой войны Э. Хартманн практически никогда не атаковал бомбардировщики?* Почему Западный особый военный округ не привёл войска в боевую готовность вопреки приказу генштаба от 18 июня 1941 г.?Ответы на эти и на многие другие вопросы вы найдёте в этой, на сегодня уникальной, книге по истории Второй мировой войны.

Андрей Петрович Паршев , Владимир Иванович Алексеенко , Георгий Афанасьевич Литвин , Юрий Игнатьевич Мухин

Публицистика / История
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика