Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания

Существуют тысячи рассказов на тему апокалипсиса. Как и большинство из нас, я знаком со многими из них и считал, что все в них понимаю. Но я не понимал. Я едва коснулся поверхности. Некоторые повествования рисуют мрачную и жуткую картину, как, например, «Дорога» Маккарти, в которой главный герой сражается в безнадежной битве, чтобы защитить своего маленького сына от людоедства, жестокости и отчаяния мертвого мира. Фильм «Время волоков» Михаэля Ханеке представляет собой аналогичное мрачное видение постапокалиптического мира, в котором французская семья находит потенциальное убежище в своем загородном доме, на который уже претендуют враждебные незнакомцы. Не найдя помощи и не зная, куда идти, они ждут поезда, чтобы он увез их из хаоса. Никто из нас не хотел бы себе такого будущего. Это мрачные, безнадежные и безжалостные версии грядущих событий.

Иные примеры показывают, что мысль об апокалипсисе чем-то нас привлекает. Что-то в этой воображаемой реальности находит в нас отклик, и нам хочется в ней оказаться. Возможно, причиной тому являются фильмы о войне, которые мы видели в огромном количестве. Жуткая реальность войны в них представляется нам приключенческой историей или героической эпопеей. Возможно, то же самое мы делаем с «апокалипсисом», очищая его и романтизируя то, что ужасно по своей сути. Однако не исключено, что радикальные перемены не будут столь негативными. Конечно, что-то изменится. Возможно, крах станет предлогом для того, чтобы начать все сначала и сбросить накопленное бремя.

Ясно одно: будущие апокалиптические сценарии представляются нам не такими, как те катастрофы, что мы переживаем на самом деле. В торнадо или пожаре в доме мы видим мало привлекательного. А вот апокалиптические фантазии то привлекают нас, то страшат. Я не могу объяснить эту привлекательность обыкновенным злорадством или каким-то извращенным удовольствием, которое мы испытываем, наблюдая за крушением поездов. Скорее, наши катастрофические фантазии отражают страстные желания: возможность начать все заново, упростить или избавиться от чувств вроде долга, одиночества или неудовлетворенности. Масштабность происходящего дает нам шанс начать жить на своих условиях. Проявить героизм и применить все наши навыки. Мы можем сами составлять повестку дня так, как не можем сегодня. Мы понимаем, что это будет непросто, но готовы сосредоточиться. Жизнь после краха будет трудной, но незамысловатой и принесет удовлетворение. По крайней мере, так мы себе говорим. Многие апокалиптические повествования отражают эти фантазии, в которых нам выпадет шанс побыть героями, какими мы не можем быть в сегодняшней жизни.

Если нас по-настоящему пугает перспектива коллапса, мы преобразуем свои реальные, внутренние страхи с помощью метафоры и замещающей переменной во что-то другое. Это конкретное вымышленное будущее после апокалипсиса проявляется в форме, в которой мы можем себя отпустить и выразить весь тот ужас, который мы в противном случае подавляли бы и сублимировали, чтобы продолжать жить в реальном мире. Тот, кто нас пугает, превращается в зомби. Реалии пандемии со скукой изоляции, экономическими последствиями и постоянным, но не столь значительным страхом сменяются быстрой смертельной угрозой, когда главные герои бросают все и убегают, а для того, чтобы спастись, требуются героические действия. В повседневной жизни мы разделяем этот страх, как это было со страхом перед ядерной атакой во время холодной войны. В некоторых рассказах мы освобождаемся от страха и переживаем катарсис в противостоянии с неведомым.