Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания

Потеря человечности для зомби или радикализованных северокорейцев позволяет считать насилие приемлемым, поскольку эти люди становятся экзистенциальной угрозой для главных действующих лиц. Мы наблюдали эти игры в реальной жизни в виде реакции на митинги за социальную справедливость, которые прошли летом 2020 года. Какая-то часть риторики была направлена на то, что опасные, взбунтовавшиеся мародеры стали такой угрозой, что вооруженные линчеватели или банды имеют право, а может быть даже обязаны защищать себя и свою собственность от этой бесчеловечной толпы. Представление других людей, как потерявших свою человечность оправдывает такую реакцию.

Одним из первых апокалиптических повествований, которые я прочитал, был «Молот Люцифера». Я познакомился с ним несколько десятилетий назад, во время первых полевых археологических работ в Гондурасе. В этой книге я обратил внимание на то, как быстро после удара кометы люди начинают демонстрировать антисоциальное поведение. В течение первых минут один из персонажей сталкивается с бандой байкеров, которые уже убили нескольких человек, и бдительность превращается в жизненно важный навык. Из романа я понял, что байкеры утратили человечность отчасти из-за недостатков характера, но также из-за праведного окраса степени подготовки, и отсутствие подготовки привело к антисоциальному поведению. Эта оценка качества подготовки к катастрофе является критерием «правильного» и «неправильного» образа действий и напоминает мне о том, как строгие, категоричные родители не позволяют своим детям отклоняться от правил. Вероятность того, что люди перестанут быть людьми или даже превратятся во врагов, означает, что вам следует сохранять бдительность и распознавать опасность, которая может прийти откуда угодно. Этот акцент на бдительность в моменте имеет для сообщества препперов основополагающее значение и находит свое отражение во многих вымышленных историях.

Однако наши представления о том, как люди будут вести себя перед лицом катастрофы, не подтверждаются недавними наблюдениями. Писательница Ребекка Солнит отмечает в своей книге «A Paradise Born in Hell», что, согласно фактам, после катастрофы люди не начинают демонстрировать антисоциальное поведение{95}. Чаще они оказываются на высоте.

Параллельно с современной политической риторикой одним из часто возникающих страхов является «утрата привычного образа жизни». Я испытываю искушение поставить «™» после этой фразы, принимая во внимание, как часто в политической риторике используется именно она. Сохранение «образа жизни» превратилось в предлог, под которым мы отвергаем «чужой образ жизни», и сегодня это попахивает расизмом и ксенофобией. Когда мы говорим «терять свой образ жизни», мы имеем в виду якобы наши привычные способы существования, наш географический регион, язык или религию. Используемая в контексте маргинализованной группы, столкнувшейся с утратой языка, земли или традиционных сельскохозяйственных систем, эта фраза читается иначе. Когда она используется на политической арене в таком виде, в каком мы привыкли ее воспринимать, и когда мы анализируем ее применение в качестве метафоры в апокалиптических повествованиях, ее можно расценивать как страх потерять власть и привилегии или как общую неприязнь к «чужакам». Это ощущение ярко выражено в некоторых вымышленных сюжетах и озвучено либо персонажами, оплакивающими то, что потеряли, либо теми, кто это ищет. Утрата может быть самой банальной (электричество или разнообразное питание), но порой скорбь вызвана потерей более высокого уровня, например утратой общества, в котором есть место таким профессиям, как художники, ремесленники или учителя.

Страх потери используется и тогда, когда сыгранный Вуди Харрельсоном персонаж Таллахасси в фильме 2009 года «Добро пожаловать в Zомбилэнд» ищет «Твинки». Этот кекс с кремовой начинкой как нелепейший объект желания эффективно передает степень, в которой утрата выходит далеко за рамки необходимого или даже комфортного. Человеку внезапно хочется того, что он отвергал до коллапса и что представляет из себя худшее проявление промышленной культуры потребления. Даже кексы «Твинки», которые символизируют прежний мировой порядок, но имеют невысокую внутреннюю ценность, становятся метафорой утраченного образа жизни. В других историях речь идет об утрате чего-то трансцендентного, такого как мудрость, как в случае с религиозными текстами в фильме «Книга Илая», или знанием в целом, как в случае с запрещенными книгами в фильме «Обливион» 2013 года. Мы видим боль от утраты привычного образа жизни в попытках создать симулятор нормальной жизни, от фермы Хершела в сериале «Ходячие мертвецы» или даже до жизни по современным стандартам со всеми эрзац-удобствами в сериале «Остров Гиллигана».