Следующий мир

Когда осмотр закончился, мы опять вернулись к математике, но уже с другим уклоном: как только мы произносили какое-нибудь слово, сатурниты немедленно что-то записывали. При этом они прикладывали руки к ушам, показывая, что внимательно прислушиваются. и записывают именно нашу речь. Мы поняли: они хотели изучить английский язык!

Мы полагали, что сатурниты, насколько можно было судить по их языку, состоявшему почти что исключительно из простейших гласных, с трудом смогут усвоить пару фонетически сложных английских фраз. Но к величайшему нашему изумлению, они в точности повторяли и с необычайной легкостью запоминали все сказанное!.. Мало того, они неподражаемо копировали наши индивидуальные голоса!

— Мистер Брукс! Что вы скажете на этот уж никак не предполагаемый сюрприз? А?

— Слух, дорогой мой, — тысячу раз слух! У них замечательные уши и удивительно тонкая конституция слуховых нервов: вспомните, что они нам демонстрировали!

Поразительнее же всего была та быстрота и сообразительность, с какою они все на лету схватывали. Даже самые отвлеченные, абстрактные понятия оказались для них нисколько не труднее конкретных…

— Ну, а это, как вам нравится?… — пробормотал не менее меня изумленный профессор.

— Я думаю, все наши понятия достаточно примитивны для них при их далеко ушедшей вперед культуре: им так же легко постичь наш несложный умственный мир, как нам — круг понятий папуаса. Затем, обратите внимание на их высокие лбы…

— Совершенно верно! Но вы упустили из виду еще один момент: быть может, они не столько понимают, что мы говорим, сколько непосредственно воспринимают то, о чем мы думаем… Они читают наши мысли, Брайт. Вот где секрет этой таинственной сетки! Теперь я уже уверен, что мы действительно все у них узнаем, потому что через несколько дней они будут говорить по-английски!

Высказанное профессором предположение весьма походило на истину: оно совершенно ошеломило меня.

Теперь понятно, почему молодежь так заразительно смеялась раньше. Еще пара уроков английского языка, и мы не сможем иметь от них никаких секретов, если они уже до этого не читали наши мысли… Все это из ряда вон выходящее!

Наши «собеседники» — их можно было уже так назвать — приветливо улыбаясь, внимательно прислушивались к нашим тирадам…

— Вы понимаете, о чем мы говорим? — взволнованно обратился я к ним.

— Да… не все… не совсем ясно… понимаем в общем…

— Обратите на них внимание, Брайт: среди этих пяти сатурнитов находятся представители различных научных дисциплин. Один из них определенно — медик, второй — математик, третий, как мне кажется, — естественник. Специальности четвертого и пятого мне не ясны, но думаю, что они связаны с психологией и языковедением.

— Вполне вероятно, потому что именно эти двое особенно внимательно прислушиваются к нашим словам! Кроме того, они успешнее остальных все схватывают и запоминают.

Вскоре урок английского языка окончился и один из сатурнитов встал и вышел. Мы с нетерпением ждали, что будет дальше.

— Согласно их системе, — решил профессор, — заключающейся в обоюдном обучении друг друга, они должны приступить теперь к преподаванию нам своего языка.

Сатурнит вернулся, держа в руках не что иное, как смычок и струнный инструмент типа скрипки… Когда-то я много играл на скрипке — и поэтому, увидев здесь музыкальный инструмент, живо напоминавший мне детство, тотчас же протянул к нему руку. Быстро освоившись с его строем, я начал импровизировать вариации и мелодии.

— Браво! — воскликнул профессор, аплодируя. — Ваши знания и способности сослужат нам службу: это очень важно для понимания их языка…

— Да, — подтвердили сатурниты и, протянув мне карандаш, сказали — писать.

Я изложил им нашу музыкальную письменность, после чего сатурнит, которого мы приняли за психолога, взял инструмент и правильно сыграл и спел все, что я ему написал… Даже самый гениальный человек не смог бы усвоить всего этого в такой непродолжительный срок! Затем сатурниты принялись обучать меня. Оказалось, что их гамма делится на 48 звуков различной высоты (полутонов), письменное обозначение которых походило на стенограмму, совершенно идентичную с записями наших речей…

— Из этого следует, Брайт, что музыка и речь у них вообще одно и то же. Они понимают свою музыку в буквальном смысле этого слова, и всякая их речь может быть выражена музыкой: фонетическая фраза совпадает с музыкальной.

— Действительно! — воскликнул я, пораженный выводом профессора, — этим именно и объясняется то, что они не говорят, а поют, причем в их пении почти что отсутствуют согласные. Но как же они выражают сложные мысли и абстрактные понятия?

— Пользуясь музыкальными фразами, каковые можно комбинировать до бесконечности, интонацией и различными оттенками звуков, при их тонком слухе в этом нет ничего удивительного.

Предположения профессора целиком подтвердились. В течение часа сатурниты обучали меня игре, пению и языку, что действительно оказалось одним и тем же. Профессор похлопывал меня при этом по плечу, повторяя: