— В какие удачные руки попало мое объявление в «Вечернем Листке»!
Когда «педагоги» заметили, что я утомлен, они предложили нам осмотреть университет.
Мы увидели храм науки и искусства, гениально соединенных сатурнитами в одно неразрывное целое, как соединены были их мысли и музыка. Все колоссальное здание занимал один лишь естественно-медицинский факультет, походивший на роскошный и богатый музей. Он состоял из огромного количества грандиозных помещений, необычайно художественных как в смысле архитектуры и стиля, так и в отношении обстановки и оборудования. Каждый зал представлял собою совершенно законченную лабораторию для занятий по данной дисциплине, вследствие чего их число соответствовало десяткам наук, входящих в состав медицины. Здание было двенадцатиэтажным, и всюду бесшумно скользили равномерно распределенные, ни на чем не висящие лифты.
Наконец мы устали от этого великолепия и бесчисленных приборов и экспонатов и решили отложить дальнейший осмотр до завтра.
— Если здесь много подобных университетов, в чем я не сомневаюсь, — сказал профессор, выходя на улицу, — мы не скоро сможем вернуться домой…
«Языковед» ловил каждое произнесенное нами слово и вскоре вполне освоился с принципами построения английского языка. За ужином мы уже, правда медленно и с объяснениями, но все же беседовали. Мои же успехи в области их языка были несравненно меньшие; однако их хватило для того, чтобы сделать одно открытие: слышавшиеся постоянно в столовых легкая музыка и пение служили вовсе не для увеселения посетителей…
— Что вы так насторожились? — спросил профессор.
— Это — радио, мистер Брукс, — газета по радио! Я слушаю сообщения, которые отделяются друг от друга звоном колокольчиков!
— Верно, — подтвердил языковед. — Слушайте, — и он начал переводить радиовещание, поскольку мог, на английский язык.
— Как бедна, однако, их газета, — заметил профессор. — Они говорят о каких-то открытиях и изобретениях, сообщают о научных экспедициях на иные планеты, о новых произведениях композиторов и литераторов, об успешной борьбе с немногими оставшимися болезнями… И ни слова о политике, о международных отношениях, постройке дредноутов, безработице, забастовках, займах для увеличения армии и флота, распространении цивилизации среди некультурных, колониальных народов и, наконец, ни слова о пацифизме, которыми так пылают сердца государственных мужей Европы!..
— Да, действительно… — пробормотал я, уловив в тоне профессора едкий сарказм. О чем-то думая, он продолжал иронически и даже презрительно улыбаться.
— Что вы хотите этим сказать, мистер Брукс?..
— Я хотел сказать, — проговорил профессор, задумчиво глядя куда-то вдаль, — что политический строй сатурнитов… — но, не докончив эту мысль, он оживился и воскликнул — а в общем, человечество и в подметки им не годится! Я все более убеждаюсь в правильности одного моего предположения…
Сатурниты внимательно прислушивались ко всему тому, что мы говорили.
— Не понимаем всех слов, но понимаем, что вы говорите. Понимаем ваши мысли и поэтому узнаем значение слов. Скоро будем знать ваш язык и расскажем вам то, что вас интересует: нам известно это.
После ужина мы лежали в соседнем «зале отдыха» на диванах и, оживленно беседуя, не заметили, как мчалось время: солнца давно уже зашли, и наступила ночь.
— Не пора ли домой? — сказал профессор.
Все встали и вышли. Дойдя до двери, ведущей наружу, я остановился, как вкопанный: улицы, тротуары и стены домов испускали нежный голубой свет, и весь огромный город-лес кишел тысячами домов-светляков, прятавшихся среди черных, узорчатых силуэтов гигантских деревьев… Любуясь этим фосфоресцирующим морем, профессор воскликнул:
— Так вот почему здесь нет нигде фонарей! Вчера мы не заметили этого явления, так как легли спать до захода лун и Сатурна. Но смотрите, однако, какая сказочная красота!
17. Совершенная раса
Когда мы проснулись на другой день, все солнца были уже в сборе. Боясь проспать в этом мире лишнюю минуту, мы быстро вскочили с постелей, выкупались и отправились в столовую. Нажим на кнопку — и крышка стола улетела, тотчас же вернувшись с необходимыми для завтрака материалами. Процесс «заказывания» пищи в ресторанах сатурнитов чрезвычайно нравился мне, и профессор всегда уступал мне это удовольствие.
— А что, мистер Брукс, если с нас потребуют вдруг уплаты за все это? Чем мы сможем заплатить? Ведь, не шиллингами же, которых у нас, кстати, с собой нет!
— Ну, что ж — посадят вас в тюрьму, в отделение должников, и будете сидеть там, пока я не заплачу за вас, — ответил профессор, улыбаясь.
— Мистер Брукс, я не совсем понимаю, что здесь кругом происходит, вы же, повидимому, раскусили, в чем дело, и ничего не говорите мне! — пристал я к нему. — Мистер Брукс, а?
— Я молчу, потому что только предполагаю; сегодня-завтра мы все узнаем. Я убежден, что мы увидим и услышим здесь вещи, о которых на земле рассказывают только в сказках…